— Зачем? — удивилась я.
— Ну, как… Завтра же похороны. Наверное, будет правильно, если он простится с ней.
— Вы имеете в виду Лидию Михайловну?
— Разумеется. Она же всё-таки его родила и перед Богом остаётся его матерью, как бы мне не было тяжело это произносить. Сама я поехать с ним не могу. Просто не могу и всё. Свози его туда, умоляю. Мне сказали всё пройдёт быстро. Прощание в морге, прямо там. Потом её кремируют и мы эту дверь закроем. Я уже решила, что до Нового года мы с ним уедем в Минск. У меня там родственники. Нам обоим нужно немного успокоиться. С Ольгой Олеговной я договорилась. Пару недель вы и без меня справитесь. Все годовые отчёты мы уже закрыли, а ваши концерты я потом в записи посмотрю. Ну, так что? Съездишь? Он ведь не может один.
— Это вместо уроков? — на всякий случай уточнила я.
— Насчёт этого не беспокойся. И убираться тоже можешь не приходить.
— В таком случае без проблем. Я уже начинаю привыкать к этому месту.
Глава 26
В Пуговицы мы с Женечкой поехали на такси. Тамара Андреевна организовала.
До Нового года оставалось чуть больше недели и весь город пестрел наряженными на площадях ёлками, мигающими и при свете дня гирляндами, снеговиками и дедами морозами, зазывающими в кафе и раздающими рекламные листовки.
У таксиста по радио крутилась Last Christmas. Шёл лёгкий мягкий снег.
Женечка с любопытством разглядывал улицы. Не так уж и часто ему доводилось куда-то выезжать. Да я и сама в последнее время редко покидала пределы района.
Даже если ты не готов к празднику, если не думаешь о нём и не ждёшь, не поддаться всеобщей атмосфере ожидания чуда было крайне сложно.
Тамара Андреевна объяснила, что, кроме морга, ехать нам никуда не придётся. Лидию Михайловну кремируют там же, а похоронят позже, кода будет готова урна. Ей просто хотелось, чтобы Женечка на неё посмотрел и простился. Я не знала, как она объяснила это ему, но решила, что моё дело помалкивать. Я и так в последнее время слишком много всего лишнего наговорила и наделала.
Высадились перед проходной. Нас встретила высокая чернобровая женщина, поздоровалась и повела за собой в глубь парка, в обход главного здания Пуговиц.
Здесь всё уже было занесено снегом. Небо нависало тяжёлыми густыми тучами, лёгкий снежок усилился. По дорожкам почти никто не гулял, возможно, из-за холода, а может по расписанию не полагалось.
Зато всё вокруг тоже было празднично украшено. Стволы деревьев вдоль дорожек обмотаны голубоватой сказочной подсветкой, на подъездной площадке перед крыльцом стояла огромная живая ёлка, вместо традиционных шаров и игрушек увешанная большущими блестящими пуговицами разных цветов.
Пока шли, Женечка подозрительно озирался и хмурился, как будто отправлялся на войну.
— Ты чего такой? — спросила я.
— Готовлюсь.
— К чему?
— Ты знаешь. К встрече с сущностью. Мама сказала, что это миссия.
— Понятно, — я взяла его под руку. — Если что, я тебя подстрахую. Буду рядом. Главное не бойся.
— Я ничего не боюсь, — заявил он со смешной решимостью. — Но, если вдруг она победит… Скажи моей маме, что я не боялся.
— Она не победит. Она уже умерла и просто лежит в гробу.
— Ты не знаешь сущностей. Они и мёртвые кого угодно достанут.
Я снова подумала про Надю. Мертва ли она? Или всё же жива? Или просто это её тёмная сущность поселилась во мне и отказывается уходить?
Шли мы долго, через весь парк. Мимо низенькой церквушки и небольших кирпичных домиков. Больничного отделения, бассейна, прачечной, магазинчика товаров первой необходимости, спортклуба и других.
Здание морга было маленькое, двухэтажное, с узкими окошками и толстыми трубами крематория. Снег вокруг лежал серый и грязный. На ступенях курили два убогих мужичка. Они поздоровались с сопровождавшей нас женщиной, а она с ними нет.
В поминальном зале воняло точно также, как когда хоронили Ягу. Тяжёлым сладковатым душным запахом.
Людей вокруг гроба на удивление было много. Они подходили и громко причитали, прощаясь с покойницей. Кто-то даже рыдал в голос. Мы встали позади. Я не хотела на неё смотреть. Незачем. Лидию Михайловну я не знала, она меня тоже, и, судя по рассказам, хорошим человеком её сложно было назвать, а покойников за последние несколько месяцев и без того хватало.
Я вглядывалась в лица. Трагичные, морщинистые, искажённые. Потусторонние лики дестроя. Чёрные платки, бескровные губы, сухие редкие волосы, погасшие глаза.
Нади среди них не было.
Я подтолкнула Женечку вперёд.
— Иди, посмотри на неё, скажи заклинание и поедем домой.
— Какое заклинание?
— Ну, не знаю, какое ты там подготовил.
Он с силой сжал губы, выпрямил спину и я вдруг отчётливо уловила в его глазах тот же непроницаемый лёд, что частенько появлялся у Нади.
— Я готов!
Во внезапно наступившей тишине Женечкин громкий шёпот прозвучал чересчур отчётливо.
— А ну, тихо! — шикнул кто-то сзади.
Женечка испуганно шарахнулся в сторону, а я повернувшись, увидела Марго на инвалидном кресле.
— Здравствуйте, — одними губами проговорила я.
— А, это ты, — она прищурилась. — Всё разнюхиваешь?
— Мы на прощание приехали.
Женщина недоверчиво покачала головой и приложила палец к губам.
Женечка медленно, словно крадучись, пробрался к гробу. Всё стихло. Все пристально и как будто настороженно следили за ним.
Он подошёл к столу и, едва склонив голову, застыл возле изголовья гроба.
— Дождалась-таки своего мальчика, — ворчливо произнесла Марго.
— Откуда вы знаете? — удивилась я.
— Я всё знаю, — Марго подмигнула и, резко развернув кресло, выехала из зала.
Мне показалось, что это был знак и она хочет мне что-то сказать, но оставить Женечку в такую минуту я не могла.
С ним происходило нечто странное. Даже издали не трудно было заметить, как он взмок и тяжело дышал. Руки сцепились в замок на груди, он будто что-то крепко сжал и с силой удерживал. От напряжения губы посинели, подбородок выдвинулся вперёд, туловище едва заметно покачивалось взад-вперёд. Казалось, он впал в некое подобие гипноза и вот-вот упадёт.
Я быстро подошла к нему, мельком глянула в гроб, где лежало восковое засыпанное цветами и связками пуговиц тело и потащила к выходу. Он не сопротивлялся. Механически переставлял ноги и невнятно бормотал.
— Тебе плохо? — потрясла я его, как только выбрались на улицу и свежий, морозный воздух ударил в лицо. — Там было ужасно душно.
