Чего боюсь? Не его. Своих желаний.
Даже после чашки крепкого, вкусного кофе я сажусь в машину все еще сонная. Но уже буквально через минут двадцать я только и успеваю, что вертеть головой по сторонам и тихо взвизгивать от увиденного.
– Ник! Ты видишь то же, что и я? Правда? – едва дышу от восторга я. – Слушай, у меня такое впечатление, что ты каким-то волшебным образом запихнул меня не в машину, а в космический корабль! Я думала, все эти проспекты бессовестно брешут, когда говорят о “лунных” пейзажах. Но нет же!
– Не врут, – заверяет меня он. – Здесь снимали много голливудских фильмов.
– Вот наверняка “Звездные войны”, – уверенно киваю я и неожиданно замечаю, что держусь за его мощное предплечье. Когда схватиться успела-то?
– Нет, их как раз не снимали. Но для панорамных сцен тех же “Враг мой”, “Битва титанов” или “Автостопом по Галактике” точно здесь велись съемки, – возражает мой водитель и заодно гид. – Меня тоже завораживают эти виды.
– А он действующий? – киваю на силуэт вулкана.
– Спит. Пока спит. Последнее извержение было в начале прошлого века. А с тех пор тишина. И слава богу.
Я разжимаю пальцы, стремясь убрать руку как можно незаметнее и скрыть собственную неловкость, но Ник провожает ее взглядом, и не думая скрывать в нем сожаления. Он ничего не делает сам, ни единого шага на зыбкую почву, ведущую ко мне, но однозначно дает понять, что дорога к нему для меня открыта. И странным образом я перестаю пугаться. Ничего не происходит, но своих внезапных желаний я уже не боюсь.
Мы доезжаем до места сбора экскурсии, и тут оказывается, что русскоговорящих туристов кроме меня нет. И гид принимает гениальное решение не тратить время всего на одного человека и начинает вести свой несомненно эмоциональный, но ни хрена не понятный рассказ на трех более популярных: английском, немецком и французском.
А я… да просто плюю на эту экскурсию через пятнадцать минут и возвращаюсь в машину к Нику, который отказался от моего предложения оплатить его участие. Он стоит, прислонившись к боку авто, снова глядя в небо. И откровенно уже любуюсь им, не запрещая себе больше отмечать все больше и больше притягивающего меня неумолимо безмолвного обаяния этого мужчины.
– Но, Лана, почему вы не поднялись вместе со всеми? – изумляется он. – Там очень красиво. И там нереальное, просто фантастическое звездное небо. Вы такого больше нигде не увидите.
А я уже вижу самое прекрасное небо на этой планете – то, что отражается в его глазах. И внезапно пьяна от этого. Пьяна, но недостаточно.
– Знаешь, мне не жаль потерять эти деньги. Честно. – Я колеблюсь всего секунду, решая, поддаться или отказать себе. Но на самом деле решение мною уже принято. – Потому что если бы я не повелась именно на эту экскурсию, я бы ни за что не встретила тебя.
И первая тянусь к нему за поцелуем. На полпути снова пугаюсь, пораженная “что-же-творю” вопросом. И, помедли Ник хоть мгновение, дай он мне смалодушничать, я опомнилась бы. Но жадные губы встречают мои задолго до пресловутой половины пути. Это не поцелуй-изучение, вопрошение о границах. Нет, сразу же погружение. Его язык вторгается в мой рот, но тону в этом мужчине я. Тону охотно, отвечая на его мгновенную опаляющую мою душу и кожу жажду. Подчиняюсь, плавлюсь под его стискивающими меня, как готовое ускользнуть видение, сильными руками. Вплавляюсь в жесткое тело, следуя повелительному жару алчно оглаживающих ладоней. Он целует сначала торопливо, пьет меня, словно утоляя долгую жажду, но захлебываюсь дыханием и им я. Вжимаюсь, размазываюсь по нему, приветствуя болезненное давление его твердой плоти на мой лобок и втираюсь еще сильнее, следуя повелению сжимающих ягодицы мужских рук. Нет ничего сейчас, кроме нас и бескрайнего звездного неба, что видело такое миллион миллионов раз и увидит еще столько же. Нет ни грусти, ни разочарований, ни вкуса пепла от потери самого важного в жизни чувства. Нет вчера и завтра, нет никого, только мы.
Ник обрывает поцелуй, чуть отстраняется, вглядываясь мне в лицо снова пристально, но больше не ища, не предлагая, не вопрошая. Уже обладая. Он ничего не говорит, просто обводит вокруг машины и, открыв дверцу, усаживает на пассажирское. Наклоняется, запустив пятерню в волосы и вынудив откинуть голову, целует снова. Теперь это уже не первая жадность.
Это поцелуй точка.
Та черта, за которой невозможен поворот назад или отступление.
Пристегнув меня, он садится на водительское, и мы едем домой. Не несемся сломя голову, как если бы боялись расплескать накрывшее возбуждение, развеять его, не успев. Это не то, что может пройти, исчезнуть. Это пламя не гаснет, подхваченное бьющим в лицо свежим отрезвляющим ветром. Оно пылает ровно и жарко и поднимается только еще выше каждый раз, когда Ник подносит к губам и целует мои пальцы, переплетенные с его на протяжении всего пути. Больше никаких касаний, ласк, слов. Все уже есть. То, что должно случиться – неотвратимая неизбежность, так что нет никакой разницы, с какой скоростью мы к нему приближаемся.
Перед домом я не выскакиваю из машины, а терпеливо жду, пока Ник обойдет и откроет дверцу, протягивая сразу обе руки. Дело не в джентльменском жесте, а в том, что я снова хочу сразу же нырнуть в плен его рук, в него.
Я хочу этого, а он мне дает. Угадывает ли мое желание или таково его собственное – не суть. Поцелуй – новое приветствие. Еще поцелуи – путешествие до двери, не торопливое, но ни единой секунды, потраченной впустую.
Я начинаю раздевать Ника первой. Открываю себе его кожу, оглаживая все более доступное мужское тело ладонями и скользя по чуть солоноватой коже губами. Вдыхаю, наполняя свои легкие и вены его уникальным ароматом. Гель для душа, горный вечерний воздух, нотка машинного масла и чистой испарины и немного мускуса, что становится все интенсивнее по мере моих касаний.
Ник меня не торопит. Не спешит брать для себя. Терпеливо позволяет мне обнажить его, насмотреться, натрогаться, изучая контуры сухих мускулов. Насладиться ощущением будоражащего соприкосновения моей кожи и жестковатой негустой поросли волос на его теле, когда я спускаюсь вниз и трусь о нее лицом. Он тихо стонет сквозь зубы, когда я переступаю последнюю черту. Стягиваю его боксеры, на которых уже отчетливо проступило пятно влаги. Его член вырывается из плена ткани, слегка черкнув мокрой головкой по моим губам, оставляя там лишь предвестие ожидающего меня вкуса. Шлепает упруго по поджарому вздрагивающему животу, и Ник вдыхает шумно и рвано, сталкивая наши взгляды. Не знаю, что он видит в моем, но в его – вся щедрая роскошь давней мужской жажды, в которой я купаюсь, оживая, вспоминая, каково это – быть настолько желанной.
Я облизываю губы, растягивая общее предвкушение еще и наконец целую основание мощного ровного ствола. Ныряю в запах мужского желания, теперь уже острый, провоцирующий стать жаднее. И я позволяю себе это. Трусь лицом, облизываю, тихонько выстанывая свое растущее желание. Собираю на язык его протекшее предсемя под великолепный аккомпанемент нового мужского стона и дрожи. Смакую все оттенки колкого будоражащего вкуса и только тогда приникаю к его источнику. Втягиваю в рот, медленно, но до упора, сколько могу физически, уплывая буквально сразу от легкого удушья и предвестия тягучих спазмов в горле. Отстраняюсь и беру его снова, ловя нарастающую дрожь в мышцах Ника, впившись уже в его ягодицы пальцами. Увлекаюсь волнами его откровенного отклика настолько, что в какой-то момент забываюсь, лишая себя всего воздуха, и выпускать его приходится резко, со свистом вдохнув.
