И терпение Ника иссякает. Он стягивает мои волосы на затылке в кулаке, заставляя запрокинуть голову, и стремительно наклоняется. Его губы врезаются в мои, язык вторгается агрессивно, проникая глубоко, будто стремясь повторить путь члена. Отстраняется так же внезапно, отчего я захлебываюсь, не допив его очередной вдох. Подхватывает меня подмышки с пола и сажает на кровать. Принимается избавлять от одежды быстро, не отвлекаясь на ласки. Без суеты и рывков, но обжигающий блеск его глаз выдает сжирающую его нужду. И только сняв все, Ник мягко толкает меня в грудь, нависнув излучающей живой жар тенью. Смотрит, точнее, трогает сначала только взглядом, а мне все равно невольно гнет спину от необходимости подставиться, открыться сильнее. Протягивает подрагивающую руку и проводит по моим губам, с несильным, но нажимом. Я едва успеваю поймать это прикосновение языком, и оно ускользает. Ник ведет пальцами по ключицам, к груди. Обхватывает упругий холмик, сжимает и отпускает. Мозоли на его ладони цепляют сосок, и я вскрикиваю, комкая простыню. Та же ласка-мука для второй груди и внезапный ожог-контакт, пальцы второй его руки у меня между ног. Совсем недолго, несколько легких скольжений сверху, но их достаточно, чтобы собрать влагу, которой я уже буквально истекаю. Ник поднимает руку, прижимает ее к лицу и содрогается, вдохнув.
– Лана… – вот и все штормовое предупреждение. В котором и намека нет на ураган и шторм, накрывающие меня гигантской океанской волной, что тащит на самое дно, а потом выкидывает в поднебесье, где миллиарды звезд зажигаются, взрываются, гаснут, опаляя меня жаром его страсти, его жажды, его голода, его дичайшей нужды и одновременно его бездонной щедрости…
Я открываю глаза с улыбкой на губах. Мне так много хочется сказать этому удивительному мужчине, так во многом признаться. Прямо сейчас. Пока не передумала. Но в кровати я одна. Подушка еще хранит его запах, а моя кожа все еще горит от его нежных и страстных прикосновений. Но его рядом нет. Может, пьет кофе на улице?
Закутавшись в легкое покрывало, я спускаюсь вниз по лестнице, отмечая тревожную тишину во всем доме.
Никого нет.
Выхожу на улицу и спотыкаюсь прямо на пороге.
Во дворе стоит другой автомобиль. Не тот, на котором этой ночью мы ездили на Тейде. Маленький, аккуратный, любимого моего красного цвета. И я совершенно точно знаю, что это автомат. Потому что дома у меня тоже был такой же автомобиль когда-то. Давным-давно.
Он… ушел?
Но при этом успел каким-то образом поменять для меня автомобиль?
Но… почему?
Сглатывая слезы разочарования и кусая губы, я возвращаюсь в спальню и тяжело опускаюсь на кровать, уставившись невидящим взглядом в пространство.
И через несколько минут только осознаю, что на прикроватной тумбочке, не замеченный мною ранее, стоит небольшой подарочный пакет и прислоненный к нему лист бумаги, сложенный пополам. С громко колотящимся сердцем я разворачиваю лист и читаю короткую записку, написанную размашистым уверенным почерком:
“Самый большой подарок, который я мог получить на любой из своих дней рождений – это встреча с вами, Лана. И именно в честь нее – этой встречи – я хочу оставить вам эту безделушку на память о бродяге, которому вы подарили надежду”.
Я заглядываю в бумажный пакетик, с изумлением обнаруживая на дне небольшую продолговатую коробочку. Открываю и вижу непередаваемо изящную вещицу – тонкий, серебристого цвета браслет с загадочно мерцающими камешками оливкового цвета.
Читаю с помощью словаря прикрепленное описание товара. “Оливин. Местный минерал. Считается мощным оберегом от дурных снов, приносящим покой в душе и удачу в делах”.
Я таращусь на легкое и такое чудесное украшение, а потом беру браслетик в руки и застегиваю его на левом запястье.
На правой он будет мешать. А на левой, ближе к сердцу, которое надо порой слушать, чтобы рассмотреть свою путеводную звезду, в самый раз.
За два месяца до описываемых событий
– Ты торопишься куда-то?
– С чего ты взял?
– Просто ты последние полчаса часто на часы посматриваешь.
Жена поворачивается ко мне всем корпусом и внимательно смотрит, будто я сказал что-то неожиданное.
– Значит, ты все-таки обращаешь внимание на меня?
– Милая, поверь, я вижу очень многое. Возможно, больше, чем ты хочешь, чтобы я видел.
– Ну, в этом ты не одинок, – она как-то кривовато усмехается и наклоняет голову, пряча от меня взгляд. – Я хотела…
– Я хотел…
Мы одновременно говорим и так же одновременно замолкаем.
– Давай, ты первая.
Она мотает головой. Боится? Не хочет перебивать?
– Хорошо. Тогда я. Только… Знаешь, я сейчас чувствую себя словно на экзамене. Будто сижу перед преподом по Сопромату, он у нас тот еще зверь был. Такой, на первый взгляд, милый интеллигентный старичок с глазами и улыбкой акулы, от которого мы выползали с тройкой в зачетке и чувствовали себя просто олимпийскими чемпионами.
Она недоверчиво хмыкает и смотрит на меня чуть округленными глазами.
– Детка, я надеялся, что совместные походы к семейному психопату, ну, психологу то есть, сблизят нас, позволят сломать тот легкий ледок отчуждения, что все резче ощущается в последнее время. Честно прочитал ту взятую тобой книгу, и даже пытался, как ты помнишь, обсудить ее с тобой. Но в какой-то момент понял, что один и тот же текст мы воспринимаем совершенно по-разному, будто читаем две книги, а не одну.
Я замолкаю на секунду, пытаясь подобрать слова.
– И тут я крепко призадумался. Может ли быть так, что одни и те же события в нашей жизни, прожитые нами, мы точно так же и оцениваем? Диаметрально противоположно. То, чему я присваиваю положительный знак, воспринимается тобой негативно? Но мы ведь знаем друг друга так давно. Неужели даже это не поможет нам справиться с нашими шероховатостями самостоятельно? Зачем нам посторонний человек, чтобы переводить с русского на русский? Неужели, даже говоря о себе, мы говорим на разных языках? Удивлена, детка?
– Если честно, то да. Не просто удивлена, а поражена. Но в то же время рада, что ты готов говорить об этом. Все же эти визиты к доктору были не зря. Честно, я очень рада.
– Тогда начну от самой, как говорит дед, печки. С основы. Базы. Без которой все остальное не имеет никакого смысла. Хотя, сама знаешь, говорить я не мастак. Не этот наш… специалист психованный. Но именно встречи с ним натолкнули на одну мысль. И я теперь кручу ее и так и эдак в башке.
Я замолкаю, а она неожиданно встает и направляется к барной стойке.
– А давай по бокалу вина выпьем?
– А давай. Пока детей дома нет. Только мне лучше не вина.
– Виски?
– Пожалуй.
Янтарная жидкость в бокале резко пахнет жжеными водорослями. Мой любимый Джура (шотландский виски с характерным запахом “дыма”), не самый дорогой из напитков в нашем баре, но для такого разговора нужен именно он. Чтобы после пары глотков закрыть глаза, представить себя полуголым шотландцем с синими полосами на лице и с воплем “За свободу!” кинуться на превосходящие силы противника. В данном случае – на накопившиеся за последние года недомолвки.
