Я вкладываю в его руку еще один предмет. Тонкий, изящный, предназначение которого этому неопытному нижнему совершенно неизвестно. Да и не может быть известно. Nihil est in intellectu (Начало постулата немецких философов Локка и Лейбница – Нет ничего в сознании, чего бы не было раньше в ощущениях, – прим. Автора), как говорили мудрые римляне. Или мудреные немецкие философы, точно уже и не припомню.
– Это просто изумительная игрушка. Обожаю ее. Стимулятор уретры. Медицинская сталь, ограничитель навершия, ребристая поверхность. Игрушка для настоящих экстремалов. А ты ведь у нас экстремал, мальчик, да? Раз так любишь спорить со старшими? Если двигать им медленно и плавно, то полученное удовольствие забудется не скоро. Но если кое-кто не любит медленно и плавно, то получит быстро и резко. И тогда… – я скептически хмыкаю, – тогда эти ощущения ты тоже забудешь очень и очень нескоро. Хочешь попробовать?
Рык переходит в стон, когда я беру член в плотный захват и дразню головку холодным тонким стержнем, медленно и очень нежно проникая в узкое отверстие. Совсем неглубоко, только чтобы он успел оценить и урвать самую капельку неизведанного ранее удовольствия.
– А еще я припасла для своего юного птенчика страпоны. О-о-о, их у меня много. Обожаю эти милые штучки. На любой вкус и цвет. Толстые и короткие, длинные и тонкие, ребристые, жесткие, мягкие, а для самых любимых мальчиков – очень толстые и очень-очень длинные. Хочешь попробовать?
Я вкладываю в обе руки по игрушке: в правую тонкую и длинную. В левую – очень толстую и очень длинную, дразня его одновременными крутящими движениями обеих, обильно смазанных лубрикантом.
– Держи и не вздумай уронить. Иначе я применю уроненную, сладкий.
И пусть старается удержать то, что так и норовит выскользнуть из захвата.
Похоже, парнишка начинает понимать, что яростное сопротивление бесполезно. Поскольку больше я не слышу ни рычания, ни рывков рук, от которых все это время легко сотрясалась массивная кровать.
– О, а еще у меня есть потрясающая коллекция колец, зажимов и утяжелителей для мошонки, прелестные анальные расширители и дизайнерские пробки. Ты какие предпочтешь – со стразами или с миленькими хвостиками?
Он лежит молча и не шевелясь. Какой чудесный, понятливый малыш.
– Но знаешь, какая игрушка для меня в этом наборе самая любимая? Ну, кроме плетки, конечно?
Он усилием воли заставляет себя успокоить даже дыхание.
А я снова тихо смеюсь в гарнитуру.
– Моя самая любимая игрушка – видеокамера, малыш.
И я включаю вибратор на полную мощность, одновременно нежно облизывая член по всей его восхитительной, горячей, бархатистой длине.
– Нет, нет, мой диковатый птенчик. Кончать я тебе не разрешаю. Я только начала один интересный рассказ про СВОЮ любимую игрушку.
Я беру со стола ведерко с подтаявшим льдом, в котором охлаждалось любимое шампанское, и бросаю на мелко подрагивающий в преддверии оргазма живот горсть льда.
– Жаль, что у тебя занят рот. Я бы предложила тебе выпить чудесного холодного шампанского, которое приготовила в честь нашей встречи.
С легким хлопком пробка вылетает из бутылки, и я наливаю себе полный бокал. Делаю пару глотков ледяного напитка. Превосходно. Потом отпиваю еще один и втягиваю в рот слегка обмякший член. Сочетание ледяной пузырящейся жидкости и горячего языка одновременно… м-м-м. А если пару раз нажать при этом кнопку?
– Хорошего понемногу, малыш. А то еще привыкнешь, – ласково шепчу я и слегка подтягиваю цепочку.
Я вижу, что он сдерживает себя из последних сил. И мне это нравится. Мальчик быстро учится. Очень перспективный. Ну очень.
– Так вот, о моей любимой игрушке. Надеюсь, ты не очень расстроишься, если я скажу тебе, что она включена с самого начала? Я успела с разных ракурсов снять твою шикарную попку и все процедуры, которые проделала с ней, пока ты был в отключке. Кстати, я там оставила несколько отметин. Уж прости, не удержалась, уж больно она у тебя аппетитная. Так бы и съела. Но не съела, только надкусила. И конечно же, камеры с разных ракурсов работают и сейчас. Люблю, знаешь ли, тихими зимними вечерами пересматривать своих любимых сладких мальчиков. Кстати. Я не жадная. И с удовольствием перешлю прекрасно смонтированный полнометражный фильм твоей жене. Твоей милой глупышке-жене, которая сейчас наверняка в растерянности бродит где-то там по улицам, безуспешно пытаясь понять, куда делся ее ветренный муженек.
Ага. Все-таки проняло.
Он с утроенной силой начинает биться в захвате наручников и что-то нечленораздельное рычать сквозь кляп. Однако игрушки держит крепко.
Но я лишь увеличиваю громкость в его наушниках.
– А хочешь сделку?
Он последний раз дергается, и даже сквозь надетое приспособление я слышу правильный вопрос. Почти правильный. И нежно мурлыкаю:
– Какую?.. а дальше?
Он умудряется промычать нечто похожее на “госпожа-сука-Пилар”.
Ладно, сделаю вид, что не услышала того, что посередине.
– Знаешь, все эти приспособления мне немного наскучили. Холодные, пластмассовые, ненастоящие какие-то. Механизмы, одним словом. Нет в них огонька, хотя есть электричество. Нет задора. В общем, нет души. Нет шелковистого огня настоящего мужского виртуозного языка, который лучше любого вибратора может доставить настоящее наслаждение настоящей женщине, согласен?
Он явно напряженно вслушивается в каждое мое слово.
– В чем суть сделки? Все очень просто. У меня уже лет двадцать, наверное, не было действительно хорошего орального удовольствия. И это так грустно, мой юный друг. Знаешь, я ведь могу и не спрашивать тебя, а просто оседлать твое лицо прямо сейчас и сделать все сама, благо, твой милый кляп здорово облегчит работу моему стареющему телу. И тогда одна наивная, хоть и достаточно взрослая девушка увидит, как ты трахаешь дряхлую вагину резиновым членом, зажатым во рту, пока я буду долбить твою нежную попку длинным и толстым дилдо. Думаю, она возбудится от такого зрелища, хотя будет кричать вслух о том, что это грязно и противно и вообще унизительно. И, поверь моему опыту, ее трусики наверняка станут мокрыми во время просмотра этого поучительного видео. Но я, так и быть, пойду на уступку твоей мужской верности. Ведь ты так не хочешь расстраивать свою любимую глупышку жену. Я сниму с тебя эту штуку и выключу камеры. А ты сделаешь мне самый лучший в твоей жизни кунилингус. И если я кончу на твоем языке, то, так и быть, твоя жена останется в неведении о твоем милом маленьком приключении с одной богатой капризной старухой.
Он что-то мычит и трясет головой.
– Единственный шанс, малыш. Я снимаю кляп, и ты даешь мне свой ответ. Да, госпожа Пилар. Или нет, госпожа Пилар. Три слова, мальчик. Всего три слова.
Снять перчатки, которые мне больше не нужны, глотнуть ледяного шампанского, и я снова нажимаю заветную кнопку, медленно процарапывая ноготками десять ровных розовых полосок от бедер по косым мышцам, через подмышки к наручникам и обратно по плечам. Спускаюсь к соскам, одновременно снимаю оба зажима и тут же по очереди целую набухшие натруженные горошинки холодными губами. Пожалуй, кляп можно снять.
