Это так… странно, что я чувствую мощный прилив тепла и уважения к этому милому мужику, который, хоть и далек от моих представлений о мужчине моей мечты, каким-то образом цепляет меня как никто и никогда не цеплял. Может, все дело в его голосе? В эмоциях, которые рядом с ним прорывают все мои защитные плотины?
— У нас отношения, — уверенно повторяет мои слова Дима, только в его голосе ни намека на сомнения. — Что за странный вопрос?
Я тянусь к нему в тот момент, когда двери лифта разъезжаются — и мы практически вываливаемся в плохо освещенный коридор. Дима тянет меня направо, как маленькую — за руки, следя, чтобы не запуталась в собственных ногах. Пинком открывает дверь, из-под которой пробивается тусклая полоска света.
Мы переступаем порог почти синхронно.
Я тоже пинаю дверь за своей спиной.
Щелчок закрывшегося звонка.
Обнимаем друг друга, как двинутые — сильно, грубо, слишком жестко, потому что у меня почти «вслух» трещат ребра.
У него в доме пахнет холостяком. Это странный запах чистого, но не глаженного постельного белья, пустого холодильника и кожаной мебели в гостиной, на которой нет ни намека на уютные подушки или хотя бы плед. На столике перед телевизором — чашка с чаем, самая обычная, копеечная, явно из какого-то супермаркета. Я чуть не переворачиваю ее, неловко задевая коленом край столика.
— Прости, — бормочу между нашими попытками стащить друг с друга одежду.
— Ой, заткнись, — ворчит он, наконец, справившись с моим пальто.
Грубо тянет его на пол, задом падает на диван, увлекая меня за собой.
Я растянута на нем, словно грешница на кресте, и мои руки у него за головой, в плену наших переплетенных пальцев.
— Хочу тебя, — я едва читаю этот шепот по губам.
— Ты меня еще даже не поцеловал, пошляк, — улыбаюсь я, чтобы хоть как-то скрыть тревогу.
— Непростительное упущение, — улыбается мой Призрак и закрывает мне рот своими губами.
Меня как будто размазывает тонким слоем — это приятно, горячо и… странно.
Дурацкая мысль.
Я просто очень давно ни с кем не целовалась.
Я просто медленно схожу с ума от прикосновения колючего подбородка к моей коже.
Дима словно проглатывает меня, забирает дыхание.
Голова кружится, как от долгой поездки на карусели.
Мы снова двигаемся, на этот раз плавно, почти мягко, как пара дельфинов.
Переворачиваемся, нарушая тишину комнаты скрипом кожаного дивана и влажными звуками поцелуев.
— Не тяжело? — шепот мне в шею, когда подминает под себя, словно собственность, кое-как пытаясь удерживать свой вес на локтях.
— Тяжело, — хихикаю я, наконец-то расслабляясь, и за шею притягивая его обратно, когда пытается как-то привстать. — Ты дурак? Мне приятно.
— Не хочу тебя напугать, — искренне признается он.
И это лучшее, что я слышала в своей жизни.
Намного лучше, чем его «хочу тебя» минуту назад.
Мы стаскиваем друг с друга одежду — иногда медленно, нарочно растягивая время, иногда резко, под аккомпанемент рвущихся швов.
Может, все это слишком быстро?
Или формально у нас третье свидание?
— Не знаю, о чем ты думаешь, — Дима прикусывает мою нижнюю губу, одновременно цепляя большим пальцем бретельку бюстгальтера, — но перестань это делать.
Киваю быстро и часто, и мы снова смеемся, потому что с моей губой у него во рту это выглядит нелепо.
Приподнимаю бедра, помогая ему стащить с меня юбку.
Колготки, конечно, в хлам.
Утром на работу в чем пойду?
Подхватываю пальцами нижний край его футболки, стаскиваю через голову.
Запускаю пальцы во взлохмаченные волосы.
Ему страшно идут редкие ниточки седины на висках. Их почти не видно, но они есть, и меня это заводит. Я люблю мужчин постарше. Я люблю хотя бы в чем-то и с кем-то чувствовать себя маленькой и беспомощной, ведомой. Девочкой, которую возьмут за руку и проведут невидимой безопасной тропой.
Могу я хотя бы помечтать об этом, раз уж жизнь приучила к роли танкистки?
— Маша, — Дима фиксирует мою голову на подушке, удерживая пальцами за подбородок, — хватит думать непонятно о чем.
— Откуда ты знаешь? — виновато морщу лоб. Господи, наверное, выгляжу тем самым бревном, о котором мужчины сочиняют анекдоты. Не могу расслабиться. Или не хочу?
— У тебя на лбу написано. Если это так важно, подумай об этом завтра. А сейчас просто обними меня, хорошо?
Снова киваю, на этот раз запрещая себе думать обо всем, кроме мужчины, встречу с которым предвкушала все последние месяцы моей жизни.
Он мне правда нравится — по крайней мере, это я знаю точно.
Глава 22
Я просыпаюсь от голоса Димы.
Он разговаривает по телефону, судя по всему, с мамой.
Голос звучит взволнованно. Мне не по себе, что я становлюсь невольным свидетелем их разговора и нежностей, которыми они обмениваются, но не выползать же из кровати, едва открыв глаза.
Ночью мы кое-как перебрались в спальню.
Еще раз занялись любовью, и это было так чудесно, что даже сейчас у меня непроизвольно сводит ноги от воспоминаний.
Я потихоньку перебираюсь на край кровати, тянусь к моему Призраку, чтобы обнять его за плечи и положить голову на спину — подушки лучше и придумать нельзя.
— Доброе утро, — шепчет он, прикрывая ладонью динамик. — Извини, что разбудил.
Вместо ответа прикусываю его за ухо и, завернувшись в одеяло, на цыпочках семеню на кухню.
Холодно — брррр…
На часах — половина седьмого утра.
Я еще успею сделать нам кофе, а вот на завтрак нет ни одной лишней минуты — еще нужно заскочить в ближайший магазин и купить себе пристойные колготы. Хорошо, что костюм, в котором вчера пришла на работу, из дорогой итальянской шерсти, и не мнется, даже если пропустить через мясорубку. Осталось найти утюг и прогладить ворот блузки.
У Димы на кухне симпатичная рожковая кофеварка — спасибо тебе, боженька!
Роюсь в ящиках в поисках чашек, потому что рядом с пакетом зерен арабики их не оказалось.
Посуда у моего Призрака в нижнем шкафу. Это так по-мужски — хранить вещи не там, где их обычно хранят женщины.
У него только одна чашка — вспоминаю, что вторая осталась на столике в гостиной.
Беру пока ту, что есть.
Белая, с изящной ручкой и фальшивыми пластмассовыми стразами с намеком на голливудский гламур.
