Наверное, я где-то все же очень узко мыслю. Может, она хорошая девушка, которая решила не идти на поводу у семьи?
По ступенькам поднимаюсь медленно — утром рано вставать, но еще только десять, так что я собираюсь просто принять душ, сделать себе еще один домашний сеанс красоты и лечь в одиннадцать.
Когда остается последний лестничный пролет, замечаю, что на ступеньках прямо перед моей квартирой кто-то сидит. Инстинктивно тянусь к сумочке, где на всякий случай всегда таскаю перцовый баллончик — папа лично дает мне новый раз в полгода.
Иду медленно, настороженно, заодно держа палец на кнопке экстренного вызова.
Что там надо кричать, если грабят? Пожар?
Фигура, заметив меня, поднимается.
Мне очень знаком скрип кожаной куртки.
И эти ботинки, и небрежно торчащие из них потертые темно-синие джинсы.
Роняю баллончик обратно в сумку, делаю беззвучный глубокий вдох, но это не помогает успокоить вдруг рванувшее в галоп сердце.
В моих планах было держать его на расстоянии еще какое-то время, пока окончательно не задавлю в себе всю симпатию. А заодно не успокою злость, из-за которой могу наболтать бог знает чего и испортить весь план.
Откуда он тут вообще?!
Он же не…
— Номер твоей машины, — перебивает мои мысли Дима. — У меня есть приятель в ГИБДД, он давно был мне должен.
Этот мужчина совсем не в моем вкусе.
Абсолютно — теперь это очевидно.
Я люблю другой тип лица, другой рост, другой цвет глаз.
Другое… все.
Но меня как привязанную что-то тянет к нему, прямо за сердце.
Как будто там у меня струна, и невидимый кукловод рвет ее на себя, заодно оставляя шрамы на бедной кровоточащей плоти.
— Тебе лучше уйти, — не могу придумать ничего лучше.
Резко поднимаюсь по лестнице, пытаюсь открыть дверь, но ключи предательски выпадают из дрожащих пальцев. Когда наклоняюсь за ними — Призрак рядом, пытается опередить и, когда мы случайно стукаемся лбами, я шарахаюсь в сторону, как от удара током.
— Маша, надо поговорить, — с нажимом требует Дима, демонстративно сжимая мои ключи в кулаке. — Я не понимаю, что происходит и почему ты стала от меня прятаться. Хотя бы просто объясни.
Мне тяжело даже просто представить, что подниму голову и посмотрю ему в глаза, но это приходится сделать. Пока я смотрю на носки своих туфель, любая моя резкость все равно прозвучит как обычный бубнёж.
У него все те же карие глаза, но сейчас почему-то очень большие зрачки.
Больше, чем всегда, кажется.
«Я по тебе не скучала, я по тебе не скучала, не скучала, не скучала!»
— Тебе правда лучше уйти, — повторяю, как заевшая пластинка. — Мне рано вставать, у меня нет сил выяснять отношения.
— Я никуда не уйду. — Он сжимает ключи от моей квартиры так крепко, что белеют костяшки пальцев. — Не думай, что можно просто так, ни фига не объясняя, отшить мужика, когда он вдруг перестал тебе нравиться!
Только вовремя включившаяся в голове предупреждающая сирена не дает выпустить на волю всю скопившуюся обиду и злость.
Не дает заорать ему в лицо, какой он мерзкий, гадкий, циничный предатель!
Поэтому, хоть это и трусливо, я делаю единственную вещь, которая быстро все объяснит практически без моего участия.
Протягиваю вперед правую руку с кольцом на безымянном пальце.
Оно слишком выразительно дорогое и помолвочное, чтобы расценивать просто как украшение.
Давай, Призрак, теперь твоя очередь не понимать, как это могло произойти, почему и когда.
Теперь твоя очередь думать, как ты мог быть таким слепым и не заметить созревшее у тебя перед носом предательство.
Дима смотрит на кольцо — потом на меня.
Снова на кольцо, и как будто даже хочет притянуть мою ладонь поближе, чтобы рассмотреть, правильно ли все понял, но вместо этого демонстративно сует руки в карманы куртки.
И снова этот скрип кожи.
Мотаю головой, сбрасывая наваждение воспоминаний.
— А словами ты можешь как-то это объяснить? — кивает на кольцо.
— Я выхожу замуж. — Слава богу, во всей этой ситуации хотя бы голос меня не предает — не дрожит, не заикается, звучит уверенно и спокойно.
— Это чушь, — улыбается Дима.
— Это — правда, но ты можешь думать что угодно.
— Ты ни с кем не встречалась, — начинает злиться он. — Ты со мной встречаться не хотела, потому что чахла над своей драгоценной карьерой, а теперь вдруг решила выйти замуж? Нашла подходящую пару за… сколько? Неделю? Я похож на идиота, который поведется на эту сказку?
На этот раз его слишком много.
Самоконтроль терпит фиаско.
Словно со стороны вижу, как резко взлетает моя ладонь, как она с громким звенящим шлепком оставляет след на его щеке.
В наступившей тишине эхо пощечины звучит ледяным треском разбившейся хрустальной вазы.
— Ты. Ничего. Обо мне. Не знаешь. — По слогам, утешаясь хотя бы его полностью обескураженным выражением лица. — Еще раз здесь появишься — вызову полицию.
Я хочу, чтобы он ушел.
Хотела, как только поняла, что на этот раз разговора не избежать.
Но почему теперь, когда Призрак молча вешает ключи на дверную ручку и так же молча уходит, мне так больно и хочется остановить его, закричать вслед, что мы еще не выкричали друг другу все свои мысли?
Я делаю всего один шаг за ним, но кольцо вовремя напоминает обо всем, неприятно, почти болезненно перетягивая палец у основания.
От меня ушел предатель, а не любящий мужчина.
Я буду держаться за эту мысль изо всех сил.
Глава 36
Я плачу всю ночь.
Не знаю почему, но не могу найти покой в душе и все время хватаю чертов телефон, не зная, зачем.
Чтобы увидеть там новую порцию сообщений? Я знаю, что их больше не будет.
Увидеть пропущенный вызов? Тоже нет, тоже закончено.
Написать все, что накипело? Отправить миллион голосовых сообщений, в которых, наконец, облегчу душу?
Я зашла слишком далеко, чтобы теперь так бездарно все слить.
«Помни о договоре, Маша, — шепчет внутренний голос, — и о предательстве».
Меня немного успокаивают фантазии о том, какими будут лица «сладкой парочки», когда все случится — и они поймут, от кого и за что им прилетело. Это не то, чтобы облегчение — скорее, та соломинка, за которую держусь, чтобы не поддаться импульсу вернуться в образ хорошей девочки.
