Только между нами все же есть огромная разница.
Я бы никогда не пошла по головам ради своей красивой жизни.
Я бы лучше осталась на всю жизнь неудачницей, чем предала человека, который делит со мной постель.
— Знаешь, — мне уже не хочется плакать — только выговорится, — я бы простила тебе Ленку. Может, не сразу, но мы могли бы просто общаться какое-то время, и если бы ты хотел меня вернуть — я дала бы тебя шанс, клянусь. Хоть это и звучит как будто я расписалась под тем, что ничтожество.
Он хрипло смеется, обнимает мое лицо ладонями и смотрит сверху вниз.
— Я соскучился по твоим этим речевым оборотам, — улыбается еще шире.
Не сразу, но до меня доходит, что мой Призрак решил, что я готова идти на попятную.
Чувствую себя почти стервой.
— Но я никогда не прощу тебе предательство, — продолжаю свой маленький монолог, и мне почти больно, потому что улыбка медленно сползает с его лица. — Потому что больше никогда не буду чувствовать себя в безопасности рядом с тобой. Это, знаешь, как привычка сворачивать рабочий стол компьютера — она просто есть и она просто работает на автомате, даже если рядом никого.
— Я клянусь, что…
— Нет, Призрак. — Получается слишком жестко. — Нет.
— Я тебя не отпускаю, — он упрямо трясет головой. — Давай ты просто выдохнешь, успокоишься и…
— Нет, — упрямо повторяю я.
— Пожалуйста, не делай этого.
— Ты не оставил мне выбора.
Идиотский диалог.
Дурацкие слова, которые все равно уже ни на что не смогут повлиять, а только растягивают агонию.
Мне не становится легче.
Моя месть свершилась ювелирно точно, мне не к чему придраться.
Предатели наказаны.
Но долгожданное облегчение не наступает.
Я собираю волю в кулак, упираюсь ладонями в грудь Призрака и отталкиваю его.
На этот раз он поднимает руки и отступает, признавая поражение.
— Я тебя дождусь, Ванилька, — говорит с той самой немного самоуверенной улыбкой, от которой я когда-то так глупо потеряла голову. — Месяц, два, полгода, год. Просто держи в голове, что на этом земном шарике есть человек, который принадлежит тебе. Независимо от всего — я всегда буду твоим Призраком.
— Я недостойна таких щедрых подарков, — прячусь за привычную мне маску язвительности.
Но мы оба понимаем, что и на этот раз он точно знал, куда бить.
И хоть невидимая стрела не приносит мне боли и почти не ранит, она делает свое грязное дело — впрыскивает каплю яда мне под кожу.
— Я выхожу замуж, понятно тебе?!
— Совет да любовь, — хмыкает он. — Ты знаешь мой номер, Ванилька. Пришли любой идиотский смайлик, даже если не захочешь говорить.
— Потыкать палкой в дохлую тушу?
— Типа того, — смеется он.
— Ты же знаешь, что я лучше умру, чем сделаю это.
— Знаю, но номер все равно не сменю.
Он оставляет меня одну на тротуаре, и снова, как будто кто-то режиссирует наше личное кино, вокруг — толпа. Люди разделяют нас живой стеной, отрезают друг от друга.
Я все жду и жду, когда же, наконец, станет легче.
Но боль никуда не уходит.
Невыносимо тяжелый груз за плечами не исчезает.
И я, поправив невидимые лямки, достаю телефон, чтобы вызвать себе такси.
Пройдет, конечно же.
Я терпеливая.
Глава 48
Я возвращаюсь домой к Гарику в каком-то горячечном бреду.
Уже в машине то и дело прикладываю ладони к щекам, потому что чувствую, будто кровь прилила к ним вместе с какой-то запредельно высокой температурой.
А потом тут же мысленно стучу себя по лбу, потому что это что-то вроде фантомной боли — просто моя кожа до сих пор помнит прикосновения Призрака, и мои отважные кровяные тельца пытаются выжечь скверну изнутри.
Водитель пару раз поглядывает на меня в зеркало заднего вида, и даже обеспокоенно интересуется, все ли у меня хорошо — видимо, вид у меня и правда, как у припадочной. В ответ только прошу ехать быстрее, если можно.
Почему-то хочется, чтобы Гарик снова сидел на крыльце, как тогда.
Я могла бы забраться ему на руки, укрыть нас пледом и уснуть до утра, думая только о том, что завтра я стану генеральным директором «ОлМакс» и у меня просто физически не будет времени думать о лишних и бессмысленных людях, которые прошлись по моей жизни напалмом.
Но Гарика нет.
Я поднимаюсь к себе в комнату, забираюсь в душ, долго стою под струями раскаленной воды, надеясь, что вся грязь прошлого, наконец, сойдет с меня вместе с пылью и глупыми мыслями.
Все закончено.
Уже все позади.
Больше не нужно принуждать себя общаться с Ленкой или делать вид, что мы с Гариком просто босс и подчиненная. Пора готовиться к новой жизни, потому что она наступит ровно завтра, взойдет над горизонтом с первыми лучами рассвета.
В той моей жизни все будет хорошо.
Когда выхожу из душа, завернувшись в тяжёлый халат — понятия не имею, откуда он там вообще взялся — Гарик сидит на полу около моей кровати и встречает меня немым вопросом.
— Тебя не учили стучаться? — зачем-то немного грублю я.
Это — его дом, он может входить куда хочет и когда хочет вообще без стука, хоть с ноги, хотя пинающий дверь Гарик — это что-то такое же нелепое, как и извергающийся мыльными пузырями вулкан.
Но я просто злюсь за то, что он не сидел на чертовом крыльце.
По крайней мере, так мы могли бы избежать ненужных вопросов и вот этой натянутой неловкости. Хотя, похоже, неловко себя чувствую только я, потому что у моего жениха как всегда немного отстраненный вид.
— Как все прошло, Маша? — интересуется Гарик, без особо интереса разглядывая мои торчащие из-под халата лодыжки.
— Прошло… что? — делаю вид, что не понимаю, потому что точно не посвящала его в свои планы.
— Мммм… — тянет он, подбирая нужное слово. — Разоблачение?
— Напомни, когда именно я делилась с тобой своими планами на вечер, потому что, по-моему, я этого не делала.
— Маш, я должен знать, что происходит, чтобы всегда держать руку на пульсе.
— Любишь доминировать и подавлять? — огрызаюсь я.
Зря, наверное, потому что в этой афере мы с ним — подельники, и нет ничего странного, что Гарик хочет быть в курсе, каким был финал моей личной вендетты. Просто я не переживу рассказывать все это без истерики — обязательно сорвусь. Не так уж хорошо у меня с самоконтролем, над ним еще работать и работать.
