— Почему я не удивлена, что ты узнал об этом раньше меня, — пытаюсь поддержать нейтральный тон нашего разговора.
— Он позвонил как раз перед тем, как Маруся… когда все это случилось. Я в любом случае собирался рассказать тебе, просто не успел.
— Если бы не ты — он бы в жизни не отступил. Муж, мы оказались хорошей командой, и я категорически не согласна становится полной собственницей «ОлМакс» — без тебя я все это развалю!
Мне кажется, что я скорее чувствую, чем слышу его едва слышное: «Но тебе придется».
Подумать и взвесить не получается — наше уединение нарушает взволнованная медсестра и говорит, что нам нужно срочно поговорить с врачом. Гарик отпускает меня, но совсем не против, что я беру его за руку.
Врач ждет нас в кабинете.
По одному его лицу понятно, что разговор будет серьезный.
Он сразу сыпет какими-то медицинскими терминами, половину из которых я просто не в состоянии понять. Но судя по выражению лица Гарика, по его встречным вопросам, он-то как раз в курсе, о чем речь. Надо потом спросить, когда это мой муж успел стать таким специалистом. Хотя, кажется, один из его стартапов как раз связан с какими-то онко-разработками. Может быть, поэтому?
— Ей необходима операция, — в конце концов, подытоживает доктор. — мы попытались ее стабилизировать, насколько это возможно, но время тянуть больше нельзя.
— Но она может умереть на операционном столе? — Голос Гарика впервые настолько пронзительно холодный, что я ежусь от ледяных мурашек на коже.
— Да, такой исход возможен.
— И какие реальные шансы, что операция пройдет успешно?
— Двадцать против… остальных. — Доктору не привыкать говорить людям, что их родственники могут не пережить операцию, но и жить без нее они тоже не могут. — Я бы хотел сказать, что есть время подумать, господин Лисин, но на счету каждая минута. Даже те, которые мы тратим на этот разговор.
Гарик смотрит на меня в поиске поддержки.
Я чуть сильнее сжимаю его пальцы.
— Маруся любит жизнь, и она любит водить машину сама. — Почему-то кажется, что это именно то, что должно примирить его с муками выбора. — Она ненавидит ездить с водителем. Она бы выбрала оправданный риск.
— Тогда начинайте, доктор, — решительно соглашается Гарик.
И плотнее, почти до боли, переплетает свои пальцы с моими.
Мы выходим в коридор… и я еле сдерживаю вздох разочарования.
Хотелось верить, что родители Гарика не приедут, как бы странно это не звучало.
О том, почему их до сих пор не было, я могу лишь догадываться, потому что спрашивать об этом Гарика казалось просто неуместным. Но судя по раскрасневшемуся лицу матери Гарика, ее новость застала в салоне красоты. И она, конечно же, не стала прерывать процедуру.
У отца Гарика — сына Маруси — все то же потерянное выражение лица.
Он вообще в курсе, почему все наше «счастливое семейство» собралось в лучшем кардиоцентре столицы?
— Как она? — сухо интересуется свекровь, подчеркнуто не замечая стоящую рядом с Гариком меня.
— Ее готовят на операцию, — так же сухо отвечает он.
— Ты уверен, что это необходимо в ее возрасте?
— Я поговорил с врачом и принял решение.
— Можно было спросить других специалистов. Ты, как всегда, поступаешь так, как считаешь нужным, никого не спросив и ни с кем не посоветовавшись.
— Мы здесь уже почти три часа! — не выдерживаю я. — Больше ждать нельзя!
Свекровь медленно переводит взгляд в мою сторону.
Каждый раз, когда мы видимся — слава богу, редко — она смотрит на меня как на прилипшую к одежде Гарика грязь.
— Я разве спрашивала твоего мнения? — Свекрови даже не надо как-то особенно стараться, чтобы разговаривать со мной как с мусором, который случайно попал в ареал ее обитания, и который она никак не может вымести. — Это дело касается только семьи.
— Она больше моя семья, чем ваша!
Я вспоминаю все те разы, когда маленькая, сухонькая, но крепкая бабушка Гарика делала вид, что смирилась с тем, что в жизни ее сына существует сломавшая его женщина, и что она, Маруся, смотрит на этот кошмар сквозь пальцы, но… Каждый раз это было слишком подчеркнуто безразлично, чтобы быть правдой на самом деле.
— Марусе сделают операцию, потому что это — ее шанс пожить еще хотя бы пару лет! –
Меня несет, но я вдруг очень остро осознаю, что матери Гарика хочется… обратного. Потому что, если бы не Маруся и ее поддержка, я бы не выдержала в этой семье так долго. Банально сломалась бы после очередного нервного срыва, когда на показательном семейном ужине свекровь заводила разговоры о будущем сына, как будто меня рядом с ним не существовало в принципе.
— Игорь, ты не хочешь закрыть рот своей истеричке? — Она смотрит на сына с выражением «Ты должен это сделать!»
— Эта истеричка — моя жена, — отвечает муж.
— Уже почти нет, насколько я знаю, — не отступает свекровь.
Что-то больно и громко падает у меня в груди.
Нет ничего страшного в том, что каким-то образом — вряд ли от самого Гарика — она в курсе наших семейных отношений. Просто сейчас я почти уверена, что свекровь узнала о нашем разводе раньше меня, и теперь, даже если я буду корчить сильную и уверенную, показывая, что никакие атомные бомбардировки не разрушат наше единство, она все равно будет уверена, что я — обыкновенный транзитный пассажир на поезде жизни ее сына.
— Хватит! — Голос Гарика — резкий и жесткий — вторгается в нашу молчаливую борьбу взглядами. — Мама, решение принял я и, если что-то случится — готов нести моральную ответственность. Так хотела Маруся. Значит, она знала, что из вас всех только я смогу принять правильное решение.
Свекровь плотно, до размеров нитки, сжимает губы.
Ее муж мнется позади, делая вид, что все происходящее касается какой-то почти посторонней женщины, а не его матери.
Мне его почти жаль.
И в то же время — я его почти презираю, потому что он позволил сделать это с собой, в то время, как должен был быть сильным, чтобы не позволить самовлюбленной стерве сломать жизнь себе и своему сыну.
Мой Гарик…
Не представляю, как он выжил в этом серпентарии.
Но его боль, даже когда он просто молчит, окатывает меня ощутимыми вибрациями в том месте, где соприкасаются наши плечи.
— Что касается развода, — продолжает он, — то эта тема закрыта. Развода не будет. Скажи Эльмире, что подкладывать своих подруг под моих знакомых — это хуже, чем сутенерство.
Эльмира.
Почему я не удивлена, что ее имя снова всплывает в нашей жизни?
Гарик был прав — она из тех женщины, которые не успокоятся о бывшем, даже если сами выйдут замуж, настрогают детей и заведут трех любовников. Им всегда будет нужен именно тот, один-единственный мужчина, который отказался признать их королевами своей жизни.
