Не сегодня, но очень скоро он возненавидит и ее имя. Когда мышца в груди перестанет рваться на части…
Добравшись до оставленной у подъезда машины, он еще долго смотрел на глянцевый бок автомобиля. Если бы кто-то увидел Натана сейчас, решил бы что он не в себе. Возможно, так и было. Мир сузился до одной мысли. До одного слова.
Теперь он ненавидел это слово.
Новый порыв ветра вернул его в реальность. Относительно вернул, потому что мужчина, забравшись в салон, так и не завел мотор. Опустив руки на руль, он смотрел на свои пальцы, но видел нечто иное.
Ее глаза, темно-серые, обрамленные черными ресницами. Но они были покрасневшими. От усталости? Она говорила, что не могла уснуть и устала… Она врала.
Он ненавидел ложь, но лгал. Вот только с ней он не притворялся. Всё, что он говорил, каждое слово, звук, даже дыхание было настоящим. Она не слышала его. Не могла увидеть таким, каким он видел ее.
Возможно, он ошибался в Эмме.
Она не другая. Такая же, как все…
Но она сделала ему больно. Как раз там, где чертова мышца безжалостно гнала кровь.
Натан вновь поднял руку и коснулся рубашки. Под ладонью ткань осталась прежней, но на каком-то неведомом обычному человеческому глазу уровне, все еще хранила ее прикосновения. Ее пальцы, оставившие отпечатки. Мужская ладонь поднялась выше – точно так же, как делала она. Пуговица за пуговицей, пока Натан не обнаружил, что две самые верхние были расстегнуты.
Зачем она сделала это? Зачем Эмма пыталась расстегнуть их? Хотела снять с него одежду? Поэтому она так жадно отвечала на его касания и поцелуи? Хотела секса? Только секс и ничего более?
Слишком много вопросов.
Лицо Натана исказилось от отвращения. Никогда, черт бы его побрал, Натан не позволял женщине вести в счете. Если он хотел секса – он брал, если не хотел, то обрывал связь. Всё. Без вариантов. Но с ней… С ней все могло быть иначе. Если бы не это проклятое слово.
Натан с яростью вцепился в пуговицы и застегнул их. Первая в петлю, вторая в петлю. На замок. Навсегда.
И лишь спустя долгие минуты или часы, в чем Натан не был уверен, ярость отступила, оставляя в голове пустоту. Он замерз. Он оказался выжатым и изможденным, уставшим и с такими же красными глазами.
– Она плакала, – единственное, что мужчина произнес. Его рука нащупала в кармане пальто телефон.
Натан достал смартфон и удивился. Четыре часа утра. Так как долго он просидел здесь? Несколько пропущенных звонков и сообщений. Все в привычном для него режиме. Но Натана не заботил никто и ничто, кроме того, из-за чего он приехал. Он хотел увидеть ее и понять… Испытать это чувство.
На открытой вкладке приложения на Натана смотрел мужчина с ясными смеющимися глазами, обнимавший крошечного ребенка, а рядом с ним была женщина, измученная, но все равно счастливая.
Терри Браун, его новорожденный сын Энтони и молодая жена Катрина.
Глава 5
Я лежала на спине, уставившись в потолок.
До будильника оставалось полчаса, а я так и не уснула.
Впервые за то время, которое прошло после разрыва помолвки и моего возвращения на родину, мне было одиноко в своей постели. А ведь в ней никого и не было с тех пор…
Зажмурившись, сглотнула горький комок, который не давал мне дышать, выдохнула.
Он ушел. Вчера, то есть формально сегодня, этой ночью, Натан перевернул всё. Его появление, которого я не ждала. Его слова, от которых становилось тошно. Его объятия, в которых я хотела умереть. Губы, которые…
Так и не поцеловала сама.
Он не оттолкнул, не отказал, но наши губы не встретились тогда, когда я потянулась к нему. Осторожно обхватив мои плечи, Натан сделал шаг назад, увеличивая дистанцию, которую сам же и нарушил. Буря, в которой я погибала, неожиданно стала пустотой, и лишь тот отголосок, зародившийся во мне, все еще давал понять – мне не почудилось.
Хотела возмутиться. Что-нибудь сказать, чтобы вернуть бурю. Упасть в нее. Натан вновь удержал меня в немом недоумении. Кивнув, он отпустил мои плечи, развернулся и вышел из кухни. Я смотрела на узкие плечи, в прямую спину с идеально сидящим пиджаком. Так и стояла, пока не послышалось тихое щелканье замка и глухой удар двери.
Он ушел.
Мне было сложно понять, когда именно я подняла упавший стул, или как вымыла чашки, к которым так и не притронулись, закрыла ли я вообще входную дверь на замки и выключила ли свет в квартире. С трудом припоминала лишь момент, как оказалась в постели. На мне оставался халат и пижама. Одеяло было скомкано и отброшено в сторону.
И я продолжала смотреть в потолок, так и не сомкнув глаз. Он забрал остатки снов. Он выпотрошил меня и ушел. Я хотела почувствовать ненависть к нему. Но разве Натан был виноват? Разве он виноват в том, что я такая, какая есть?
Горечь не давала мне покоя. Стекая в горло вязкой слюной, она отбирала воздух.
Будильник прозвенел.
Я перевернулась набок и выключила его. Комнату вновь наполнила тишина. И лишь в этой тишине мне слышалось собственное «да». Конец.
– Так нужно, – прошептала губами и поднялась.
Год, нет, чуть больше, я вставала по будильнику, шла в душ. Я принимала пищу, собиралась и шла на работу. Так будет и сегодня.
Но почему-то оказавшись в ванной и взглянув на себя в отражении, я впервые не хотела никуда идти. Закрыться бы на все замки, отключить телефон и просто исчезнуть для всего мира. Позволить себе побыть одной. Не улыбаться при встрече, не говорить «добрый день» или «как дела?», будто мне действительно интересно. Не быть Эммой, которая никогда и никому не откажет, выслушает, поможет, будет другом и товарищем.
– Обманщица, – с отвращением бросив своему отражению, отвернулась и ушла в душевую.
Он прав. Я другая. Только Натан ошибся. Он говорил так, будто я особенная. Пожалуй, в чем-то так и было. Но моя особенность заключалась в том, что я оказалась деформированной. Сломанной.
Поэтому меня и бросил Терри. Поэтому у него есть семья, а я никак не могу залечить раны. Слишком глубокие. Но я нанесла их сама, мне и жить с ними.
Вода не очищала. Ни горячая, ни холодная. Не спасала и еда, которую я с трудом пропихнула в себя. Отутюженный костюм, кремового цвета рубашка, пальто, шарф, кожаная сумочка и сапожки. В семь я смотрела на свое отражение и видела успешную и вполне симпатичную женщину, готовую к новому рабочему дню.
– Дина, захвати, пожалуйста, анализы Вероники Майер. Да, да, та самая. Спасибо. – Я положила трубку и выдохнула.
Новый день начался. Через десять минут у меня небольшая летучка, потом к боссу, после – прием. Жизнь в клинике бурлила и кипела, а я, пытаясь вклиниться в бешеный ритм, не чувствовала себя удовлетворенной. Будто что-то сдерживало меня. Как в тисках.
