Лань неожиданно стала отвечать. Склонила голову набок и вошла в его рот своим пронырливым языком. По её стройному телу пробежала дрожь. И этот трепет отпечатался на ладонях Ромы. Мелкими электрическими разрядами от податливого женского тела билось пульсом возбуждение. Кровь потоками подступала к члену, который с трудом удалось вытащить из джинсов.
Он отстранился, чтобы вцепиться зубами в упаковку презервативов. Девчонка снова стала отпихивать его, но мужчина, задыхаясь от возбуждения, разобрался с фольгой. Двумя руками начал надевать резинку на ствол, плечами задавил Лань, зацеловывал длинную тонкую шею, что пахала кокосом и малиной.
Жалкие попытки сопротивления, он тут же подавлял.
Делал всё опытно, быстро. Натянул презерватив, и почти невесомую девушку подкинул вверх, раздвинув ей ноги. Усадил Ингу себе на бёдра.
Продолжал давить своим весом, потому что она не сильно-то была довольно происходящим. Сопротивлялась, но жалко. Уже смирилась, не кричала. И сквозь толстый слой тонального крема проступали жаркие пятна на лице.
Девушка вдруг стала краше, разрумянилась.
Или это от страсти у Ромы в глазах пьяная пелена, что ему всё равно кого трахать, лишь бы женщину.
Шиша пальцами отодвинул тонкие трусики в сторону, продолжая держать девушку навису. Нащупал гладкие половые губки, раздвинул их. Почувствовал влагу.
Всё-таки возбудилась.
Умница, Лань. Никуда бы на своих копытах от такого, как Шиша не ускакала.
Поелозил концом в латексе по девичьей прелести. С трудом определив куда вставлять. И просто нанизал девчонку на себя.
Вошёл.
Со всей звериной страстью в девичье лоно, до упора.
От боли звёзды в глазах. Девка закусила его плечо через футболку. До крови. По другому плечу барабанила ладошкой.
Ему стоило труда подавить её бунт, она дёргала ногами, пытаясь соскочить с члена.
– Не рыпайся, – зло рявкнул он девушке в ухо.
Она заныла, но послушалась.
Шиша упёрся лбом в стену над любовницей, полостью укрыл своим телом Ингу. Старался продышаться. Член до боли сжимало девственное лоно.
Каких он только не пробовал. И узких, и глубоких. А девственница у него была впервые.
Он не обращая внимания на скулёж и серьёзный укус, продолжил девчонку парить. Шло тяжело, с трудом пробивался. Инга кричала, от её визга и животного желание шумело в ушах.
Дыхание сбивалось, и кровь пульсировала во всех точках тела с каждым ударом сердца, что колотилось в груди. Он уже не ощущал мир вокруг.
Скапливалось и волнами накатывало семя в стволе. Резко вбивался, чтобы быстрее закончить эту нелепую встречу.
Кончил со свистом в ушах и рёвом. Не было такого оргазма в его жизни. Чтобы так улетать, чтобы с трудом на ногах устоять.
Не хотелось выходить из гостеприимного лона. Но девчонка замучилась.
Сделал ещё несколько рывков и вышел, освободив свою Лань от гнёта.
Налёт возбуждения и хмель страсти слетали. В нос ударили едкие запахи женских кремов и косметики. Во рту остался противный привкус какого то вазелина. Похоже, Лань он больше целовать не будет.
Рома быстро сорвал окровавленную резинку и сунул себе в карман. Такое известие он Штопору не подарит.
И пора заканчивать с этими клубами.
Мать их.
Они с сюрпризами.
Инга с трудом стояла на ногах. Тихо плакала.
Рома прижал её к себе одной рукой, другой всунул член обратно в джинсы. А он, сука просил добавки, как у подростка.
– Не реви, – шепнул он девушке в раскрасневшееся ушко. – Не брошу. Теперь моей будешь.
Глава 4
Чего только в своей жизни Шиша не делал. В тридцать лет не каждый имел такой послужной список. У него и поножовщина, и мошенничество, уход от налогов и отжатие чужого бизнеса.
Вот только изнасилования не было. Он это призирал, потому что имел к слабому полу слабость и нежное отношение. Благодаря матери, которая скончалась, когда ему было всего десять лет. Благодаря девочке по имени Катя Тугарина, которая однажды не дала ему подсесть на тяжёлые наркотики ещё в школе. Благодаря Анечке и её трепетной любви.
И можно было считать Шишу этаким благородным бандитом, который с дамами обходителен и дружен.
Не со всеми.
Единственная женщина, которая испытала на себе всю его ненависть, была матерью той самой Анечки. Баба была маньячка и калечила родную дочь с редкостным садизмом. Защитить Анечку-солнышко было делом чести. Поэтому маньячка была порезана ножом, ей Рома выколол глаз и сжёг волосы. Тогда ему было семнадцать, случись такая история сейчас, убил бы.
На суде Шиша полностью признал свою вину и сказал, что если его выпустят, он бабу убьёт точно. За это получил приличный срок, потому что уже привлекался за поножовщину и не раз.
А в тюрьме первым делом он наколол свою алюру с подковой. Это его талисман и оберег. Напоминание о том, что когда-то он имел сердце, умел любить, и любовь эта была взаимна.
Он не пытался искать Анечку после отсидки. Он уже был другим человеком и понимал, что жизнь с ним для девушки будет не сахар. А она в тот момент жила с отцом. Который был… Ирония судьбы, отец Анечки служил в Отделе по борьбе с экономическими преступлениями ГУВД. И то, чем Шиша в тот момент занялся, могло навредить семье возлюбленной девчонки.
Школьные воспоминания вообще имели для Ромы необычайную ценность. Тогда он ещё не был зверем, и весь мир ему казался перспективным и радужным.
Но самое прекрасное – это друзья.
Катя Тугарина, дочь бандитского авторитета. Друг детства Никитос Савинов, по кличке Трэш, сын мента. И Анечка, покалеченная душой и телом. Именно воспоминания о школе, в предыдущие годы, не дали Шише окончательно скурвиться
И вот к списку душевных личностей прибавилась девочка Инга, случайно подвернувшаяся Роме в клубе.
Никуда он отпускать её был не намерен. Он должен был убедиться, что изнасилования не было, а просто такая первая встреча вышла.
Неудачная.
В гардеробе Шиша накинул свою кожаную куртку.
Завис неожиданно.
Смотрел, как стройная Инга влезает в чёрное пальто, натягивает на руки гипюровые перчатки. И водружает на искусственные кудри шикарнейшую широкополую чёрную шляпу. Края шляпы скрыли лоб и глаза, остались загадочные губки, что от поцелуев вспухли и покраснели. Их Инга не глядя в зеркало намазала толстым слоем жирного блеска.
У него дар речи пропал, когда он увидел девчонку в таком наряде.
Вот это дама!
Таких у него точно не было.
