Я тут же выхватила коробку конфет из рук незнакомца и отнесла к своему столу, где спрятала в ящик. Я сто лет конфет не ела.
— Мне некогда. Знакомиться не буду, но за конфеты спасибо, — сказала я расстроившемуся мужчине и побежала искать юридический отдел, то есть мы им и были, только кабинетов было несколько.
Кеша был рад меня видеть. Восхищённо пялился, разглядывая с ног до головы.
— Другое дело, — поднимаясь со своего кресла, вручил мне красную папку. — На человека стала похожа.
Не обращая внимания на других работников, взял меня за локоть и повёл из зала, но не в ту сторону, откуда я пришла, а в какой-то коридор затащил чуть ли не насильно.
Мы остались наедине, и меня это напугало. Я вырвала свой локоть из его руки и прижала к себе папку.
— Эмилия, — немного несмело начал Иннокентий, оглядываясь по сторонам. Стал ослаблять чёрный галстук под белым воротничком. — Ты же понимаешь, зачем Никитин тебя к себе в секретарши взял.
— Нет, объясните, — фыркнула я.
— У вас не будет серьёзных отношений, — заглянул мне в глаза.
— У нас уже такие серьёзные отношения, что неделю улыбаться не буду, — сделала шаг назад.
— Вы по социальному статусу друг другу не подходите, — говорил тихо адвокат, протягивая ко мне руку, но прикоснуться к себе я не дала. — Я предлагаю тебе встречаться. Я намного проще человек, чем он, и работа у меня хорошая. Это серьёзное предложение, подумай, прежде чем отвечать.
Я на него посмотрела с отвращением и быстро двинулась по коридору в сторону приёмной, иногда оглядываясь на умалишённого.
Солнце: «Зверинец какой-то, а не работа».
Роза: «Что случилось?»
Солнце: «Пристают».
Я достигла приёмной, а мне навстречу вылетел Санчес уже в новых сухих брюках. Внимательно посмотрел поверх моей головы.
— У тебя всё в порядке? — спросил он.
— Да, вот папка, — холодно ответила я.
Он кивнул и забрал папку из моих рук, проехавшись своими горячими пальцами по моим пальцам, и от этого я встрепенулась.
Не поднимая глаз, пошла в «домик», чтобы заварить себе лапшу, что принесла с собой, а потом будет время полазить в интернете.
У меня теперь ноутбук!
Только кипятком лапшу залила, как в комнатку вошёл сатир.
— По запаху чую, что гадость есть собралась.
— Отлично пахнет, — скривилась я.
— В унитаз вылей и пошли со мной, — грозно приказал босс.
— Жалко, — я вдыхала аромат специй.
— Эмили! Немедленно сделай то, что я сказал, — вроде командовал, но как-то мягко.
— А что я кушать буду?! — на грани отчаяния заныла я и понесла свою драгоценную лапшу в маленький закуток с унитазом и крохотной раковиной.
— Нормальную еду, — прилетел ответ.
Я пошла с ним, потому что есть хотелось очень сильно. Далеко идти не пришлось. Прямо в приёмную пришли два официанта в костюмах и тёмных фартуках. Принесли еду в боксах. Прошли мимо моего стола прямо в кабинет к Санчесу. Там деловито завернули в дверь, что вела в комнату. И я с любопытством проследовала за ними. Интересно же, где сатир ночует.
Настоящая комната с кроватью, отдельным санузлом, большим шкафом и обеденным столиком.
Официанты принесли заказ и покинули комнату и кабинет.
— Присаживайся, — предложил мне стул Александр Константинович, и я села за стол, осматривая скромную, но уютную обстановку. — Солнышко, что ты хочешь?
Вопрос прозвучал очень нежно и даже заботливо. И голос, которым было сказано, унёс меня в тот момент, когда я лежала на его плече и наслаждалась его теплом.
— Чтобы блины не разваливались, когда я их переворачиваю, — ответила я и почувствовала дикую тоску.
— Купи уже себе вафельницу и не мучайся, — ответил Александр, присел напротив и стал ухаживать за мной, из бокса извлёк хлеб и столовые приборы.
— А это мысль, — улыбка сама появилась на моём лице. — Ты со мной сильно не нянчись. Мы по социальному статусу друг другу не подходим, — повторила я слова Иннокентия.
— Чьи дурные слова повторяешь?
Как в воду смотрит.
В воздухе запахло чем-то невероятно вкусным. И я, забыв обо всём на свете, внимательно смотрела, как мне выделяют порцию ароматной солянки в железной тарелочке с крышечкой.
Я старалась есть предельно прилично, по этикету. Медленно, а не так, как хотелось. Так вкусно только бабушка моя готовила. И, не сдержавшись, я чуть проскулила от удовольствия.
Сытость приходила почти мгновенно. И всё бы было хорошо, я даже готова была с сатиром примириться, но как всегда в моей жизни белая полоса с надеждами и верой резко сменяется чёрной и вынуждает меня сражаться или прятаться.
Чёрная полоса была мужчиной крепким и не таким высоким, как Санчес. Вот этот точно походил на мексиканца, потому что даже глаза были кроваво-чёрными. Он появился в комнате без стука, и мой босс явно напрягся.
— Познакомься, Эмили, это мой брат Алексей, — уныло протянул сатир, вытирая рот белой салфеткой.
Алексей смотрел на меня зло, прищурив глаза, и на его губах застыла знакомая мне ухмылка. Так усмехался Кот. Негатив был ощутим чуть ли не физически.
— Хороша, — восхитился мужчина, прихватив стул рядом со шкафом, и присел рядом с братом. Во все глаза меня рассматривал, а я не знала, куда деваться. — Винера сказала, что ты со своей юной секретаршей непотребством занимаешься в кабинете. И в офис притащил прямо из тюряги. Это такая выходка? Месть отцу?
Когда же это кончится? «Притащил из тюряги». Меня опять унижали, опять вытирали об меня ноги.
— Я бы хотела уволиться, — я отложила тарелку в сторону.
— Никаких «уволиться», — строго сказал Санчес, резко вскинув взгляд на меня.
— Я не обезьянка на потеху твоим родственникам, — огрызнулась я и прожгла взглядом насмехающегося Алексея Константиновича.
— Спасибо, Лёша, ты настоящий брат, — прошептал сатир, а мне заявил: — Ты не можешь уволиться. Нельзя давать свободу тем, кто не умеет ею пользоваться *.
— Я знаю эту фразу! — возмутилась я и вскочила со стула. — Это сказал рабовладелец!
— Тут кем угодно станешь, лишь бы ты не вляпалась! — взорвался Санчес.
— Я не собственность! — возмутилась я и, топая каблуками по плитке, стала грозно петь, не фальшивя, — Вихри враждебные веют над нами, тёмные силы нас злобно гнетут *.
— Да, в тюрьме тебе было бы лучше, — продолжал злиться сатир под смех своего брата.
— … Но мы поднимем гордо и смело знамя борьбы за рабочее дело! — кричала я.
— Сань, она же ребёнок! На кой ты её притащил сюда?! — заливался Алексей Константинович. — Верни в песочницу.
