Это был совершенно другой оргазм. Он накатывал с каждым проникновением, раздирал фейерверком блаженства внутри меня всю. И когда Влад в очередной раз проник очень глубоко, я обхватила его со всей силы.
— Внутрь! — закричала на него, изогнулась дугой, прижимая его за шею к себе. Любовник не выходил, мелкими толчками будоражил женское нутро, которое окатило его горючими соками, и он сам простонал.
Я не могла больше видеть, даже не дышала, исступление блаженством сотрясало все мои конечности. И я уже не поняла, когда Влад кончил сам, прижал меня к себе.
Мы тяжело дышали, слепились потными телами и наши сердца бились бешено.
— Дрю, — выдохнул он.
— Да, — слабо ответила я.
— Сейчас душ, и куни получишь.
— Ого! Ты такой щедрый!
— О, да, — он сгрёб меня к себе на руки и вступил в душевую кабину. — Мне же двадцать пять, самый пик сексуальной активности. Пользуйся.
— Я хочу!
6
Три раза за день! Он действительно в самом соку мужской потенции. Моя щёлка болела и ныла, натёртая. Но удовлетворение превосходило все. Мы голые валялись на смятых одеялах, отдыхая после секс-марафона. Моя голова на его плече. Влад накручивал на пальцы мои волосы.
— Рыба остыла, — утомлённо прошептала я.
— Но не уплыла, и то хорошо, — тихо отозвался Влад. — Нужно будет до посёлка доехать.
— Хорошо.
— Мне твоё «хорошо», не особо нравится. Что-то от глухой покорности есть.
— Ты прав, — горько усмехнулась я. — Но это гарантированный покой.
— Дрю, пора.
— Что нужно делать? — устало в неге спросила я.
— Пора рассказать о себе.
Я даже дышать перестала. Вот это всё утекло между моих пальцев как вода. Парень, любовь, полное блаженство.
— Не бойся! Ты чего? — он посмеивался, обнял меня. — Я уже кое-что знаю, но мне нужны подробности.
— А ты расскажешь? — с вызовом кинула ему, вырываясь из его рук.
— Да, — он прикрылся одеялом и смотрел на меня в упор.
Я потянулась к нему, поцеловала в губы.
— Вот здесь находится сонная артерия. При ударе по ней будет затруднено дыхание и потеря сознания. Смотри, — я скользнула пальцами по его шее. — Я могу очень сильно ударить. А если заехать острым предметом, ты скончаешься. Много знаю, куда бить и как убить.
— Папа постарался объяснить? — усмехнулся Кот.
— Да, — спокойно ответила я, отпрянув от него. Села, подогнув колени. Поймала восхищённый взгляд любовника, который всосался в мои груди.
— Для самообороны? К тебе приставали? — глаза поднял и смотрел теперь строго. Не так страшно, когда я сижу, а он лежит. Он старался не двигаться, чтобы не спугнуть. Понимала его, мне нужна смелость, чтобы продолжить.
— Однажды в седьмом классе, папа увидел, как ко мне клеятся мальчишки, и в тот вечер рассказал мне, как защищаться и как убивать. Это был первый страшный стресс в моей жизни. Я не хотела этого знать. Можно приравнять к растлению.
— Воспользовалась, — констатировал он, внимательно продолжал смотреть в глаза, хотя я совершенно голая перед ним сидела. Это признак того, что он заинтересован именно ответом.
— Мои родители, — я поджала губы и уставилась на входную дверь, словно там стояли мои родные. — Создали идеальную семью. Папа работал полицейским, мама приличная девушка преподавала французский и английский в школе. Городок был небольшой, поэтому... В общем-то строить из себя приличных не получилось. Бабушка, папина мама, мне о папе очень много вещей рассказывала нехороших. Любил мой папа точки с проститутками гонять и шашлык жрать на халяву в кафешках придорожных. И друг у него на работе был, Вадим. Младше его намного, но такой же... И приводил папа этого Вадима к нам в гости. Только потом перестал, когда Вадим мне стал уделять знаки внимания. Малолетке.
— О втором шоке в твоей жизни расскажи, — еле слышно попросил Влад. Я посмотрела на него с лёгкой улыбкой на губах.
Сказала «А» говори «Б». С другой стороны... Он же ничего не изменит. А держать в себе столько лет... Нет, я не держала. Однажды на исповедь сходила. С тех пор мне не снятся кошмары.
— Второй шок было именно растлением. В шестнадцать лет я пришла в школу, а там все опытные. И для тех, кто ещё не успел попробовать, парни принесли журнал с порнографией. Я впечатлилась. И решила, что мне очень надо тоже лишиться девственности. В этот же день я наткнулась на Вадима. Он меня якобы случайно встретил. И говорил со мной на запретные темы. Если я захочу попробовать секс, то только с ним, потому что опытный и никто ничего не узнает. А я хотела! Потому что симпатия была взаимная. Ему было... Как тебе двадцать пять, а мне только шестнадцать, но если посмотреть, то разница в девять лет не такая уж и большая. Вадим меня к себе на чай пригласил, я отказалась, потому что боялась. Тогда он ко мне напросился. Знал, что отец в смене и мама уехала. У него были пирожные, которые мама никогда не покупала, потому что сидела на диете, а у папы и мысли не было сладкого мне купить. К себе я его пригласила... Я была не против. Он настаивал, я... Как с тобой, недолго думала. Он мне нравился, говорил приятные вещи. Комплименты. Никто не говорил. Трогал, а родители не прикасались. Мать меня так гоняла, что эти ласки для меня, как глоток воздуха. Вадим предлагал поступить в училище, и он уедет вместе со мной, а через два года мы распишемся. Говорил, что я не должна бояться, потому что взрослая и у меня возраст согласия. Вместе бы жили...
У меня потекли слёзы. Я аккуратно их вытирала и посмотрела на балкон через полочку, где горел красивый ночник.
— Говори. Ты должна сказать, — Влад сел рядом и, раздвинув ноги, прижал меня спиной к своей груди. Гладил волосы, целовал в макушку. Невероятное тепло от него, сила ощущалась и любовь... Он любил меня.
— Когда Вадим присосался к моей груди, я воткнула ему в сонную артерию свою заколку. Целиком вдолбила, — вздохнула и продолжила, закрыв глаза. Воспоминание нарисовало осатанелые от испуга глаза Вадима и мотающиеся в воздухе руки. — Дело это очень быстро замяли. Полицейский домогался несовершеннолетнюю. Признали несчастным случаем. Только вот отец был поражён случившимся. Он к Вадиму хорошо относился, и не мог спокойно пережить всё что произошло. Папа уволился, и увёз нас сюда. Ко мне вообще отношение изменилось. Два года я по струнке ходила, меня насиловали учёбой, глаз с меня не спускали. Но потом случилось то, что изменило меня. В восемнадцать лет в университете я попыталась вырваться от деспотичного контроля. Я много думала о том, что случилось. И знаешь, — я горько рассмеялась. — Была вынуждена признаться себе, что убила мужчину, с которым готова была прожить жизнь. Я вообще его любила. А убила случайно... Действительно перестаралась. А всё потому, что думала: « А что скажет мама?! А что подумает папа?! Как на меня другие смотреть будут?!» Я убила человека, чтобы прослыть хорошей девочкой в глазах родителей. Ты, — я повернулась к нему, прямо в его руках осталась, как ребёнок, прижатый к груди отца. Потрогала крест на его груди. — Папа запретил носить... В церковь ходить не разрешал, икону мою сжёг. Года два мне про продажных попов рассказывал. А я раскаялась, Влад. Я девять лет хотела избавиться от этой семьи, где всё пошло наперекосяк. Ждала, что появится такой Вадим, который заберёт меня... Ты, правда, Влад, но тоже ничего.
