– Держитесь подальше от Клариссы. Предупреждаю вас в последний раз.
Ева наклонилась вперед:
– Вы мне угрожаете, Дуайер? Намекаете на то, что, если я продолжу расследование деятельности Клариссы Прайс, вы попытаетесь причинить мне физический вред?
– Что, испугались?
– Нет. Просто хочу точно уяснить смысл вашего предупреждения, а то как бы вы не оказались на улице в результате недопонимания.
– Думаете, вы больно крутая? Вы, копы из отдела убийств, считаете себя элитой! Вы не ходите по улицам и не подбираете останки – девочку, которую били и насиловали, мальчишку, который перебрал «Джаза», приобретенного у какого-нибудь стервятника на школьном дворе…
Ева ощутила крупицу сочувствия к копу, который видел больше того, что мог вынести. Но даже это не давало ему права переступать черту.
– Вот почему вы в этом участвуете, Дуайер? Вам не давали доводить дела до конца, и вы решили стать судьей, присяжным и палачом?
Ей подали картофель, но она этого даже не заметила. Дуайер схватил бутылку пива и сорвал крышку с такой силой, словно сворачивал кому-то шею.
– Я хочу, чтобы вы оставили в покое Клариссу!
– Вы повторяетесь. Скажите что-нибудь новое.
Он сделал два больших глотка.
– Я не утверждаю, что могу вам что-то сообщить. Но если бы это было так, мне бы понадобился договор.
– Я не могу покупать кота в мешке.
– Не умничайте! – фыркнул Дуайер. – Я коп, и знаю, как это делается. Если мне есть что сообщить по поводу недавних убийств, то мне нужна неприкосновенность для Клариссы и для меня в связи с возможным обвинением в соучастии.
Ева потеряла последнюю крупицу сочувствия к нему. Он не был полицейским, сломавшимся под прессингом. Напротив, Дуайер надувался, как воздушный шар, высокомерием и гневом, который считал праведным.
– Неприкосновенность? – Ева откинулась на спинку стула. – Проще говоря, вы хотите, чтобы я не упоминала ваши грешки? Семеро погибших, в том числе один коп, а вы требуете неприкосновенности для вас и вашей леди. И каким образом, по-вашему, я смогу это осуществить, Дуайер?
– С помощью вашего авторитета.
Ева нахмурилась.
– Почему вы думаете, что я использую мой авторитет с целью помочь вам выйти сухим из воды?
– Потому что вам нужен арест. Я знаю таких, как вы. Надеетесь получить очередную гребаную медаль, раскрыв это дело.
– Меня вы не знаете. – В тихом голосе Евы послышались угрожающие нотки. – А как вам понравится такая картина, Дуайер? Шестнадцатилетняя девочка изрезана на куски человеком, которого довела до безумия группа людей, решившая, что он должен умереть. Девочку звали Ханна Уэйд. Вся ее вина состояла в том, что она была глупа и оказалась в неподходящее время в неподходящем месте. Как и Кевин Хэллоуэй – молодой коп, просто выполнявший свою работу. Интересно, как у вас это называется? Допустимый процент случайных потерь?
– Кларисса мучается из-за этой девочки. Она всю ночь не могла сомкнуть глаз.
Ева сделала несколько глотков воды, чтобы смыть подступающую к горлу желчь.
– Возможно, ее раскаяние подействует на прокурора. Может быть, вас обоих ввели в заблуждение те, кто стоял во главе организации, а вы просто искали способ защитить детей.
Дуайер кивнул и заказал вторую бутылку.
– А если бы мы добровольно сообщили важные сведения, то вы могли бы обеспечить нам неприкосновенность?
«Вот гнида!» – подумала Ева, но ее лицо оставалось бесстрастным.
– Вы знаете, что я не могу гарантировать неприкосновенность. Решение зависит не от меня. Я могу лишь обратиться с просьбой об иммунитете.
– Вы знаете, какую кнопку нужно нажать.
Ева отвернулась. Мысль о том, что она поддается искушению, вызывала у нее тошноту. «Правосудие не всегда выметает дочиста», – повторила она про себя слова Пибоди.
– Хорошо, я нажму кнопку. Но с условием: и вы, и ваша леди уйдете со службы.
– Вы не можете…
– Заткнитесь, Дуайер! Предлагаю вам сделку в первый и последний раз. Я представлю дело так, что информация, сообщенная вами и Прайс, была ключевой для моего расследования. Вас не отправят за решетку, но вы уйдете из полиции, а она – из Детской службы. Вопрос о пенсии будет решать ваше начальство – меня это не касается. – Ева отодвинула свою тарелку. – Если же вы откажетесь от сделки, я не успокоюсь, пока не добуду достаточно улик, чтобы предъявить вам обоим обвинения в террористической деятельности и убийствах первой степени, в том числе убийстве полицейского. Вы и Прайс пробудете за решеткой до конца дней. Это станет для меня делом чести.
Глаза Дуайера блестели от гнева, страха и алкоголя. И, как с удивлением подметила Ева, от обиды.
– Я шестнадцать лет горбатился на службе!
– А сейчас у вас есть пять минут, чтобы принять решение. – Она встала. – Будьте готовы сообщить мне его, когда я вернусь. Или уходите.
Проходя мимо столика Пибоди, Ева сделала ей знак оставаться на месте и направилась в помещение, именуемое комнатой отдыха, с пятью узкими кабинками и двумя умывальниками. Она брызгала в лицо холодной водой, пока не почувствовала, что жар злости и отвращения начал остывать.
Подняв голову, Ева посмотрела в испещренное черными пятнами зеркало. Семь человек мертвы. А она собирается помочь двоим из тех, кто повинен в этом, остаться на свободе, чтобы остановить остальных. Неужели это необходимо ради Кевина Хэллоуэя и Ханны Уэйд?
«Правосудие не всегда метет дочиста». И теперь она чувствует себя испачканной оставшейся грязью…
Ева вытерла лицо и достала телефон.
– Майор, мне нужна неприкосновенность для Томаса Дуайера и Клариссы Прайс.
* * *
Когда она вернулась к столику, Дуайер сидел на месте, уставясь на третью бутылку. Еву удивило, что он успел так быстро ее опустошить.
– Ну? – осведомилась она.
– Мне нужны определенные гарантии.
– Я уже предложила вам все, что в моих силах, и не собираюсь это повторять. Говорите – или уходите.
– Я хочу, чтобы вы поняли: мы исполняли наш долг. Неужели вам самой не надоело подбирать мусор с улиц, чтобы его потом выбрасывали назад? Система не срабатывает! Вся эта болтовня о гражданских правах связывает нам руки, адвокаты находят лазейки, и работать становится невозможно…
– Мне нужны не лекции, а данные, Дуайер! Кто руководит шоу?
– Я дойду до этого в свое время. – Он вытер рот рукой и наклонился над столом. – Кларисса посвятила жизнь помощи детям, но половина ее работы, если не больше, шла насмарку из-за несовершенства системы. Мы начали встречаться главным образом, чтобы выпустить пар, и становились все более близки. После того, что случилось с сыном Дьюкса, Кларисса подумывала все бросить. Это почти сломило ее. Она взяла двухнедельный отпуск, чтобы решить, как ей поступить, и тогда… к ней пришел Дон.
