Я взяла его за подбородок и принялась обрабатывать ранку.
Прямо под моими пальцами, под упругой, гладко выбритой кожей билась жилка. Сильно, горячо… Я чувствовала, что от этого и мое сердце начинает стучать сильнее, что меня охватывает странное волнение, что я снова теряю голову… Но старалась сдерживаться. Нужно поскорей покончить с этой ссадиной и убрать, наконец, руки. Прервать этот роковой контакт.
– Ну вот, все готово…
Я замерла, встретив взгляд его синих глаз. В них плескалась такая страсть, что я просто растерялась. Заметила, как тяжело, взволнованно вздымается его грудь, о которую я оперлась рукой.
Черт… До меня внезапно дошло, что все это выглядит не так уж и невинно.
Жаркая краска стыда залила мои щеки. Я попыталась отодвинуться, но Коллинз резко выпрямился, обхватывая меня за плечи. И медленно нагнулся, касаясь моих губ своими.
Его губы были солоноватыми. Осторожными – так, что поцелуй казался просто невесомым, призрачным… Но почему даже от него сердце замерло и я на несколько мгновений просто забыла о том, что мне нужно дышать?
Я уперлась руками в его грудь, чтобы оттолкнуть, – и просто не смогла. Я больше не могла сопротивляться. Помнила о том, что это неправильно. Знала, что пожалею о своей слабости. Понимала, что Коллинз, скорее всего, разобьет мне сердце… И отвечала на его поцелуй.
Скользя пальцами по его взволнованно вздымающейся груди, касаясь его мягких волос, погружалась все глубже в омут страсти. В пугающую и манящую бездну, из которой уже не было пути назад.
Странный поцелуй… Слишком неловкий, слишком осторожный из-за разбитой губы…
Так почему же он так подействовал на меня? Почему, когда Джеймс Коллинз прервал его и посмотрел мне в глаза, я уже сама задыхалась? Почему мои пальцы впивались в его плечи, словно я не хотела его оттолкнуть, а боялась отпустить?
Он потом подхватил меня на руки. И я уже не могла сопротивляться, даже когда он отнес меня в спальню…
Потянул за собой, и я не удержалась на ногах. Рухнула вслед за ним на белоснежные простыни, поддавшись безумию, которое охватило нас одновременно. И снова время двигалось скачками, хотя на этот раз я не выпила ни капли алкоголя. Мгновение – и я обнаруживаю, что на мне совершенно нет одежды.
Как это могло случиться?
Джеймс Коллинз просто снял ее с меня одним движением? Не знаю. Вижу только, что он уже пожирает глазами мое практически обнаженное тело.
Еще пара мгновений – и белье тоже отправляется куда-то на пол.
На секунду я замираю, слегка испугавшись его напора, но страсть, отражающаяся в его бездонных темных глазах, заражает и меня. Со всхлипом я тянусь к его рубашке, пытаюсь расстегнуть – и бросаю на полпути, вцепившись в ремень брюк.
Он рычит. Убирает мои руки и сам избавляется от одежды. Опрокидывает меня на спину, накрывая своим телом… Мое тело уже просто вибрирует от нетерпения. Кажется, каждая клеточка просто горит от желания, и грубые, острые поцелуи Коллинза только распаляют страсть. Они словно оставляют ожоги на шее, груди… Везде, где меня касаются его жадные губы.
Он смотрит мне в глаза. Словно ищет в них что-то, и на секунду я просто теряюсь, снова поддавшись смущению. Это так непривычно – смотреть в глаза, полыхающие такой безумной страстью, и чувствовать в себе ее отражение. Но точка невозврата пройдена. Я уже не могу остановить его. Кажется, если сейчас он прервет свои безумные ласки – я просто умру от разочарования.
Замирая от собственной смелости, тянусь к нему:
– Хочу тебя…
В его взгляде плещется настоящее безумие. Он прижимает меня к себе, приподнимается – и внезапно заполняет меня всю, заставляя выдохнуть его имя в раскаленный воздух спальни. Впиться ногтями в его плечи, не боясь, что на загорелой коже останутся следы от ногтей.
Я вскрикиваю, ловлю его темп, отдаваясь ему с такой же страстью. Вижу в его глазах, как в зеркале, свое собственное безумие, но уже не пугаюсь этого. Время для страха прошло. Сейчас время для бесстыдных, откровенных ласк. Ладоней, гуляющих по моему телу. Губ, ласкающих мою кожу… И безумного огня, сжигающего меня изнутри.
Его кожа под моими пальцами… Она просто огненная. Словно под ней, там, внутри его тела, горит жаркое пламя. И этот жар проникает в меня с каждым его движением, с каждым толчком. Сводит с ума, заставляя всхлипывать, метаться на мокрых от пота простынях. Я задыхаюсь от его жарких ласк, уже не могу не стонать…
– Не сдерживайся…
От его голоса просто сносит крышу. Он заставляет мое сердце стучать еще сильнее. Так, что, кажется, еще немного – и оно просто вырвется из груди. Мои пальцы сминают простыни, сжимаются в кулаки… Я уже на грани, я не выдержу этой пытки наслаждением. Но и он уже дышит тяжело, с хрипами. Пытается сдержаться – и не может…
Два наших стона сливаются в один. Сплетаются, как и наши тела на смятой постели. Весь мир перестает существовать, растворившись во вспышке такого ослепительного, чистого наслаждения, что на несколько мгновений я просто забываю, что нужно дышать. Словно исчезая из этой реальности, тая в океане удовольствия.
Мы лежим рядом, тяжело дыша, пытаясь прийти в себя после безумной страсти. Прижимаясь к горячему мужскому телу, я чувствую, как где-то глубоко внутри вспыхивает крошечная искорка страха.
Я знаю, что потом она разгорится, что я успею пожалеть о том, как бездумно поддалась страсти.
Но все это будет позже.
Сейчас мне просто хорошо, как никогда в жизни.
И этого достаточно.
Глава 17
Как только ко мне вернулась способность мыслить, говорить и двигаться, я подскочила на кровати.
– Боже, меня же так долго нет на месте! Если увидит мисс Ривер…
– Успокойся, паникерша, – со смехом сказал Джеймс Коллинз. – Мисс Ривер уже нашла тебе замену, а сегодня у тебя выходной. Я объяснил ей, что гость повел себя агрессивно и уже выдворен из отеля. А ты нуждаешься в выходном.
Я вздохнула. То он требует для меня отпуск, то выходной. Теперь уже совершенно очевидно, что по отелю поползут соответствующие сплетни.
Впрочем…
Я огляделась вокруг: разбросанные вещи, совершенно разворошенная кровать и два наших обнаженных тела.
Теперь это уже и не сплетни никакие, а чистая правда. У меня с нашим новом боссом…
Я на минутку задумалась: а что у меня с ним?
Я вспомнила слова отвратительного негодяя Стива Маккини: «Большая любовь, одна и на всю жизнь, о которой ты вчера рассказывал?» Он говорил это с таким презрением, но…
Коллинз и правда говорил обо мне это?
А может быть, я ошибалась и для Джеймса Коллинза я значу чуть больше, чем просто дамочка, которую непременно надо добиться?
