Я закатила глаза.
– Рули давай, у меня там работы вагон и маленькая тележка.
К вечеру Вася успокоился. Пришёл с цветами, заказал и лично забрал еду из моего любимого ресторана.
– В общем, я тут подумал, действительно ведь не катастрофа, если это девчонка. Серёга сказал, что он наоборот девочку и хотел. А я так настроился на парня.
– Вася, ребёнок – это ребёнок. Вне зависимости от пола, мы оба будем его любить. Прекращай. Уже никаких нервов не хватает тебя слушать.
– Да нет, я уже смирился. Мне сегодня твой папа звонил, кстати.
– И что хотел?
Я серьёзно напряглась. Мой любимый папуля обожает давить на больное и делает это столь виртуозно, что я за годы жизни с ним практически носорожьей шкурой обросла. А вот непривычные к его шуточкам окружающие реагируют по-разному.
Правда, Василия папа из любви ко мне не обижал. Специально, по крайней мере. Даже шутил, что теперь может спать спокойно, так как я от одного ревнивого эгоиста перешла ко второму, а эгоисты о своей собственности заботятся отлично.
Я бы за собственность-то ему выдала… пельменей с солью. Но папа – это папа. С ним можно только соглашаться и кивать, а если мнения категорически расходятся, то молчать. Ибо застебут так, что мало не покажется. Жаль, у меня нет такого жала вместо языка, как у него.
– Ничего. Сказал, что я ему снился в окружении десятка дочерей, и заржал.
– Очень умно.
– Да. А до чего человеколюбиво! Прямо-таки прёт.
– Не обижайся, ты ведь его знаешь.
– Знаю. А если это не шутка? Вдруг пророческий сон? – Вася посмотрел на меня исподлобья.
– Не бойся, я больше двух детей рожать не собираюсь. Может, вообще одним обойдёмся.
– Ну да, ну да. Уж количество-то мы можем контролировать.
– Ну как тебе сказать. Есть ведь двойни, тройни, – произнесла я с огромным удовольствием, глядя, как бледнеет муж. Спасибо, папочка, дал возможность отомстить этому вредному и упёртому созданию.
– Ничего. Девочки – это тоже хорошо, – произнёс Вася, явно себя уговаривая.
Следующий месяц прошёл под лозунгом «Привыкни к мысли, что у тебя дочь».
Мы с девочками потешались над Петровым как могли, но за глаза. Некрасиво, конечно. Но старались не давить на больную мозоль, берегли нервного папашу.
После второго УЗИ, такого же таинственного, как и первое, муж усадил меня в машину, пристегнул, уселся за руль и только тогда обрёл дар речи.
– Я всё понял.
– Что ты понял?
– Наш ребёнок в твоего отца. Такой же тролль. Нет, ну я не понимаю, как при современном уровне медицины дети откалывают такие финты?
– Может, наша дочь ждёт, когда её папа окончательно дозреет до правильной мысли, – вставила я свои пять копеек.
– Думаешь?
– Почему нет? Измайлов вон радуется дочери. Он, кстати, Таню замуж звать собирается?
– Так он звал.
– Звал?
– Ну да, давно. Она отказала.
Вытаращила глаза и попросила отвезти меня в магазин. Я не сплетница, нет. Просто хорошо отношусь к подчинённым. И вообще Таня – моя правая рука, могла бы и рассказать.
В магазин я не вошла. Ворвалась.
– Таня!
– Да, Эльвира Александровна?
– Ты отказала Измайлову? – с места в карьер начала я.
– Ну да.
– Почему?
– А пусть докажет, что умеет не только детей делать. Ну и я ждала, когда Милана сделает тест ДНК, хотела убедиться. А то мы всё-таки общаемся. Неловко.
– Так она его месяц назад сделала!
– Ну, я‑то давно отказала, два или три раза, а больше он не предлагал.
– Два или три раза? – поперхнулась я. – Ждёшь, когда пузо на нос полезет? А как же платье, свадьба? Я с ним поговорю! Ишь какой! Что такое два-три раза? Фу, какой он ненастойчивый! Да я и то дольше Петрова терроризировала!
Будь я драконом, из ноздрей точно бы повалил дым.
– Не надо. Мы сами разберёмся, – спокойно попросила Таня.
Вот ведь характер у человека. Я вспыхиваю и быстро гасну (ну, если это не касается замужества). А Татьяна у меня сдержанная, степенная. Полная моя противоположность.
– Ладно. Прости, что лезу не в своё дело. Переживаю за тебя.
Мы немного поболтали, и я всё-таки попросила её называть меня просто по имени. Чёрт с ней, с субординацией. Что ни говори, Таня – давно не чужой человек. Да и живём, как-никак, в современном обществе.
А дальше время словно ускорилось. Все кругом рожали, женились, летали по заграницам (это я про Лиду, которая всё молодеет и молодеет, берёт от жизни всё и даже больше), а я всё округлялась и округлялась.
– Я бегемот, – стонала по утрам, – подо мной даже матрац продавился, хотя он до ста сорока килограммов.
– Эля, ты беременная женщина, у тебя и должен быть большой живот, – закатывал глаза на мои стенания Вася. – Родишь и снова будешь тростиночкой, а матрац поменяем. Господи, лучше бы ты селёдки в два часа ночи хотела! Благо есть доставка.
– Вот именно потому, что есть доставка, я её и не хочу! Мужчина должен страдать вместе с беременной женой! А все эти службы поручений испортили нам, женщинам, всю радость ожидания ребёнка! – обиженно заявила я. Вася никак не отреагировал, и я прекратила делать вид, что страшно надута. – На УЗИ со мной пойдёшь сегодня?
Спросила для справки. Вася окончательно утвердился во мнении, что такой вредной может быть только девочка, и перестал быть поводом для шуток в нашей женской компании.
– А как же! Должен ведь я посмотреть на эту грубиянку, которая не слушает отца? – строгим голосом намекнул он пузу, но погладил его очень нежно.
– Ты будешь замечательным папой, – произнесла я с чувством.
– Разумеется. И воспитывать её буду я. Не дай бог подцепит таких же подруг, как и ты.
Вася так выразительно посмотрел, что мне оставалось только захохотать.
– Ну простите! Я же не назло тебе их «подцепила». Так вышло. Блин, как зараза какая-то звучит – подцепила.
– Заразы они знатные, что есть, то есть. Эй, не бросайся в меня подушками! Ну Элька! Да ладно, ладно. Заразы, зато с ними весело, – тут же пошёл на попятный муж. – После всех официальных мероприятий поржать с этих оторв – сплошное удовольствие. Я даже подписался на твою Лиду в социальных сетях. Запоминаю места, куда мы с тобой поедем вдвоём, когда дети подрастут.
– Точно не пялишься на её полуголые телеса? – прищурила я глаза. Вроде, понимаю мозгом, что мы с Лидой в разных весовых категориях (и я не о беременности), но из-за гормонов эмоции сдерживать всё же тяжело, приходится изредка позориться.
