– Нет.
– Он признался тебе в чувствах? – Люмьер барабанил пальцами по столу. Это начало раздражать даже меня, боюсь представить, как это бесило Гедеона.
– Иди к чёрту.
– Поцеловал?!
– У тебя нет ни капли чувства самосохранения, верно?
– Ага. Иначе я бы преспокойно доучивался в Пажеском корпусе. Давай я тебе историю, а ты мне.
– Мы не на рынке, не торгуйся со мной.
– У меня очень интересная история.
Затем он процитировал незнакомые мне строчки:
«Что хочешь делай; лишь сумей
Меня занять повеселей»
[9].
– Мне не интересно.
– История касается Готье.
Да оставьте вы меня в покое! Я чуть было не ударил Люмьера по ноге.
– Врёшь, – равнодушно произнёс Гедеон. – Ты его совсем не знаешь.
Теперь мне хотелось ударить брата: «Это ты ничего обо мне не знаешь!»
– Хочешь проверить? Знаю кое-что очень любопытное.
Как мне хотелось их обоих пристрелить на месте!
– Чёрта с два! Ты лжёшь.
– Повтори ещё раз, – вдруг резко процедил Люмьер.
– Ты. Лжёшь. Люмьер. Уолдин, – практически по слогам проговорил Гедеон.
Люмьер вскочил и в следующую секунду опрокинул брата на пол. Гедеон гневно вскрикнул. Люмьер прижимал его к паркету; за спиной Уолдина я не видел захвата, но брат не мог шевельнуться. Но хуже всего было то, что, если кто-то из них приглядится, точно заметит меня под столом.
– Столько лет прошло, а тебя всё равно легко уложить на лопатки.
– Ты чокнулся?! Встань!
– Не встану, пока не расскажешь про вашу ссору с Оскаром.
– А не пойти ли тебе на хрен?
– Нравится лежать в такой позе? Ты же помнишь, я мог тебя так и час удерживать, когда нам было по пять лет, а сейчас хоть всю ночь.
– Это не смешно, придурок. Слезай.
– Это ведь ты первый начал.
– Я? – невинно выдал Гедеон.
– Когда обозвал меня лжецом. – Люмьер надавил на Гедеона, и тот зашипел от боли. – Ты думал, что я забуду?
Меньше всего я ожидал, что Гедеон на эти выкрутасы произнесёт:
– А разве нет?
Я был уверен, что он улыбается на этих словах. Такое ни с чем не перепутаешь. Я испуганно наблюдал за ними, боясь, что в любую минуту Гедеона охватит ярость и он разнесёт столовую.
– Ты меня постоянно провоцируешь, – тихо произнёс Люмьер. Вставать при этом с брата он не собирался. – Зачем?
Я с трудом расслышал его слова.
– С кем же мне ещё играть? – ответил Гедеон. – Как хорошо было в детстве, ты не находишь? Главной нашей заботой было развлекать друг друга.
– Ты меня постоянно разыгрывал. Знаешь, иногда было совсем не весело, – в голосе послышалась лёгкая обида.
– А ты меня вечно на лопатки опрокидывал. Вообще-то было очень больно. Да и сейчас тоже, – вторил Гедеон.
Они оба помолчали, не двигаясь. Я нахмурился, стараясь уловить каждое их слово.
– Так что с Оскаром? – Люмьер медленно отпустил руки Гедеона. К моему удивлению, брат пошёл на уступки.
– Мы с ним как-то пили, – устало начал он. – Ты его не знаешь, но у него никогда не было чувства меры.
– Ага, ни с девушками, ни с алкоголем, ни с наркотиками.
– Откуда?..
– Да кто об этом не знает? Вы выпивали, и что дальше?
– Он напился в стельку и начал изливать душу.
– Признался, что ты снишься ему во влажных снах? – хихикнул Люмьер.
– Прости, приятель, но ты сейчас не в той позе, чтобы шутить так.
Люмьер продолжил хихикать, поднимаясь. Он протянул руку Гедеону, и тот, воспользовавшись помощью, поднялся следом.
– Что там в его душе скрывалось?
– Никакой похабщины, ничего, что сполна хранится в твоей душонке.
– Ох, я оскорблён. Вы сомневаетесь в моей чести? Будем стреляться.
– Я слышал о твоих дуэлях на севере. – Гедеон уселся на своё место, попутно поправляя рубашку.
– Молва идёт впереди меня, – послышался звон стаканов, звук льющейся воды. – Так что там в его душе скрывалось?
– Благодарность.
– Что? – Люмьер опешил.
– Благодарность за то, что я замечательный друг, – торопливо продолжил Гедеон, словно хотел быстрее высказаться и сменить тему. – А ещё признание. Сразу предупрежу, не любовное, а то, зная о твоей фантазии…
– Не томи. Что за признание?
– Оскар признался, что когда ему было десять, мистер Вотермил наказал ему стать мне лучшим другом, чтобы находиться ближе к Готье. Требовал, чтобы Оскар приложил все силы ради этого, и, если потребуется, применял лесть, а также лицемерил, врал, лишь бы войти в мой близкий круг. Он не хотел этого, но отец заставил. Именно мистер Вотермил рассказал ему, что Готье – последний принц Бёрко.
– Вот же мразь.
– Я тоже поначалу злился. Он воспользовался мною, чтобы подружиться с Готье.
– А что сейчас? Уже не злишься?
– Он начал со мной дружить в корыстных целях, это очень ударило по моей самооценке…
– Да она у тебя из стали.
– Со стороны легко судить.
– И что же? У него получилось сдружиться с Готье через тебя?
– Я думаю, нет. Готье избегал его, как огня. Возможно, в этом и моя заслуга, чему я очень рад.
– И поэтому ты не рассказываешь Оскару о причине разрыва вашей дружбы?
– А что я ему скажу? «Ты со мной всё это время общался из-за своего папочки». Он сразу передаст это мистеру Вотермилу, и тогда я боюсь представить, что учудит этот человек. Да и зачем ему Готье?
– Зачем ему наследник империи Бёрко? Дай-ка подумать… Тебе в алфавитном порядке?
– Это был риторический вопрос. У Готье нет никаких шансов взойти на престол до девятнадцати лет. Пока правит Совет старейшин, он не позволит наследнику Лукиана вернуться и встать во главе страны.
– В лучшем случае мистер Вотермил может всем заявить, что принц жив, и устроить переполох в стране. В худшем – убить его. Папаша Оскара тоже в составе старейшин, да?
– Да, но он руководит маленькой партией.
– Каждый голос может стать решающим.
– В любом случае я не знаю, что на самом деле замышляет отец Оскара.
– Но ты продолжаешь общаться с ним.
