Похоже, Роальд Даль повлиял на писательницу и другими своими образами, которые она сознательно или бессознательно заимствует — толстый, испорченный и отвратительный Август Глуп и обожающая его мать кажутся идеальными предшественниками Дадли и Петунии Дурсли. Или тот факт, что один из детей, приехавших на фабрику, раздувается до безумных размеров, принимая облик гигантской черники, точно так же как тетя Мардж Дурсли в итоге раздувается и взлетает, как воздушный шар. Кроме того, от известного писателя она заимствует и вкус к абсурдным животным, которые живут в стране Умпа-Лумпа. Многороги, сарконогие и разинутороты вызывают в памяти читателей «Гарри Поттера» причудливых фантастических животных, таких как морщерогий кизляк, мозгошмыги и нарглы, упомянутые Полумной и Ксенофилиусом Лавгудами.
К тому же на Шоколадной фабрике герои сталкиваются с ликерами, которые называются горькоскотч
[67] и горькоджин, и точно так же оригинальное название сливочного пива в «Сладком королевстве» не более чем горькопиво, из чего нетрудно понять, какой глубокий след этот классик детской литературы оставил в сознании Джоан Роулинг, когда она была ребенком.
Наконец, нам известно, что Роулинг также читала книгу Даля «Джеймс и гигантский персик», которую назвала гениальной
[68]. Поразительное сходство наблюдается между двумя тетушками двух главных героев (у Даля его зовут Джеймс Генри Троттер) и семейной парой Дурсли, и хотя тетя Губка низкая и толстая, а тетя Стекко высокая и неуклюжая, обе они ведут себя с племянником как мучительницы. Кроме того, в книге упоминается уникальный глагол, который в истории Гарри Поттера будет играть центральную роль, и можно предположить, что именно у Даля писательница познакомилась с ним.
Когда маленький Джеймс обнаруживает, что «путешествует» в животе рыбы с группой говорящих животных, в определенный момент происходит следующий диалог: «In my opinion, — the Earthworm said, — the really marvellous thing is to have no legs at all and to be able to walk just the same». «You call that walking! — cried the Centipede. — You’re a slitherer, that’s all you are! You just slither along!»
[69]. («По моему мнению, — сказал Земляной Червяк, — это действительно изумительно не иметь ног вообще и ходить всем телом». — «Ты называешь это ходьбой! — воскликнула Сороконожка. — Ты — ползопуз, вот что ты на самом деле! Ты просто ползешь и все!»)
Как видно из оригинальной английской версии, глагол to slither сначала в виде имени действующего лица, а затем в качестве настоящей формы глагола, которая напоминает характерное движение змей (а также некоторых червей, как в данном случае), обозначает продвижение ползком на боку. В оригинальной версии «Гарри Поттера» название Дома Слизерин (Slytherin) напоминает деепричастную форму этого глагола — «скользя». Вполне возможно, это совпадение, хотя может быть и импринтингом из далекого детства, бессознательно спрятанным в памяти Роулинг…
Однако касательно Роальда Даля Роулинг поспешила открыто заявить о существенных различиях в их писательских установках: «По моему мнению, Даль — мастер в том, что он сделал, но мои книги, как мне видится, преследуют более моральные цели, чем его. К тому же его персонажи чрезмерно комичны, тогда как мои — существенно объемнее»
[70].
Есть еще одна фантастическая книга, на которую косвенно указала Роулинг и которая могла подсознательно повлиять на описание шрама Гарри, — это «Волшебник страны Оз» Фрэнка Л. Баума. По мнению писательницы, в этой книге рассказывается о колдовстве не меньше, чем в саге о Гарри Поттере, но которая, несмотря на это, не подвергалась критике. Там добрая волшебница Севера целует в лоб главную героиню истории Дороти, и у нее остается круглая и блестящая отметина — знак этот будет служить ей защитой. Здесь та же идея внешней приметы, являющейся доказательством того, что ребенка коснулась магия. Точно так же это происходит с Гарри: его шрам-молния появляется, когда воландемортовское смертоносное заклятие ударяет в него.
Кроме того, путешествуя в сказочной стране Оз, Дороти и ее друзья встречаются с заколдованным деревом, которое выглядит как явный предшественник Драчливого дуба, ведь оно хватает людей своими ветвями и бросает их на землю, не давая им пройти дальше: «Все следующее утро они бодро продвигались вперед, пока не достигли густого-густого леса; обойти его было невозможно, — казалось, что он простирается далеко-далеко во все стороны, куда ни глянь, а четверым друзьям не хотелось менять направление, потому как они боялись заблудиться. Тогда они начали искать место, откуда было бы легче войти в лес. Страшила, который шел первым, в конце концов обнаружил большое дерево с ветвями, настолько длинными, что под ними было достаточно места для прохода; но едва он приблизился, как ветви сразу же обвились вокруг него, а через мгновение подняли и швырнули его в сторону его друзей»
[71].
Но прежде чем маленькая Джоан смогла насладиться всеми упомянутыми выше книгами и извлечь из них выводы спустя десятилетия, ей, разумеется, надо было научиться читать.
Итак, однажды утром в сентябре мы видим Энн, сопровождающую свою старшую дочь в начальную школу Святого Михаила, расположенную на Хай-стрит, что в пяти минутах ходьбы от дома. Роулинг вспоминает
[72], что, когда мать пришла забирать ее на обед, она подумала, будто со школой все решено раз и навсегда и ей никогда больше не придется туда возвращаться. Осознание того, что ты вынуждена будешь делать это каждый день, однако, оказалось не настолько уж травмирующим, поскольку на своем сайте она признается: «Мне нравилось ходить в школу в Уинтербурне, там была очень спокойная обстановка. Я помню многочасовые занятия по керамике, рисованию и сочинению историй, это были мероприятия, которые меня устраивали». В то время директором школы Святого Михаила был Альфред Данн, и его профессия вместе с инициалами позже не раз служила основанием для предположения, будто бы он стал прообразом фигуры Альбуса Дамблдора. Тем не менее прямого подтверждения этого факта от самой Роулинг не поступало. Она утверждала, что присвоила директору Хогвартса такую фамилию, потому что «дамблдор» — древнее название шмеля, и она сразу представляла этого персонажа как «доброжелательного мага, никогда не сидящего на месте, склонного бормотать себе под нос»
[73]. Слово было ухвачено ею при чтении романа Томаса Харди «Мэр Кастербриджа»
[74]. Но, очевидно, английский классик особенно любил это слово, поскольку шмель в старинном написании появляется рядом с танцующим пауком и мотыльком в его стихотворении «Августовская полночь»
[75].
