Князь Мстислав Киевский, наблюдающий за ходом событий с западного берега Калки, не мог или не хотел помочь своему тезке. После поражения князя Галицкого Мстислав Киевский понял, что в битве с таким врагом отступление неминуемо. Поэтому он занял прочное положение на вершине холма, но, прежде чем он закончил возводить военные укрепления, Джебе и Субэдей напали на него. После трех дней битвы осажденный князь предложил сдачу при условии, что ему разрешат вернуться в Киев с его армией. Как обычно, монголы приняли это предложение, чтобы ускорить капитуляцию. Как только русские были разоружены, их убили. Монголы казнили князя Мстислава Киевского и его соратников так, как они обычно лишали жизни царственных особ: без кровопролития. Монголы придавили русских князей насмерть под настилом из досок, на котором военачальники войска Джебе и Субэдей восседали, устроив пир в честь победы
[702].
Князь Галицкий с остатками своей армии смог оторваться от преследователей на другом берегу Днепра. Чтобы монголы не смогли пересечь эту широкую реку, он разрушил столько судов, сколько смог отыскать. Войска менее подвижного князя Владимиро-Суздальского продвинулись на тот момент не далее Чернигова
[703]. Но того, чего опасались русские, не случилось: Джебе и Субэдей действительно преследовали князя Галицкого, но, разграбив несколько городов на юге, они повернули назад. Возле будущего города Царицына (Сталинград, с 1961 — Волгоград) они пересекли Волгу. Затем в конце 1222 года устремились в северо-восточном направлении на Волжско-Камскую Булгарию.
Монголы оказались в засаде, подготовленной булгарами, и там потерпели поражение
[704]. После этого Джебе и Субэдей вернулись к Чингисхану по пути, проходящему к северу от Каспийского и Аральского морей. В 1223 году их два тумена, численность которых к тому времени, вероятно, изрядно сократилась, воссоединились с основной монгольской армией
[705], находившейся в степях к востоку от Сырдарьи
[706]. Чингисхан высоко оценил деятельность двух своих военачальников. Особой похвалы удостоился Джебе, который был назначен старшим военачальником в этой кампании, но заслуги Субэдея также отметил
[707]. Джебе не прожил долго после этой кампании
[708]. Человек, который был, вероятно, самым великим командующим конницы в мировой истории, исчез из истории Монгольской империи, и мы можем предположить, что он умер в 1223 году или вскоре после этого. Субэдею, который был несколько моложе Джебе, было суждено проявить свои исключительные способности в экспансионистской внешней политике Монгольской империи в следующей четверти века.
Преследование султана Мухаммеда II и прохождение через Кавказ к Южной Руси было уникальным достижением, шедевром храбрости, настойчивости и уверенности в себе. Никогда прежде такая маленькая армия не осмеливалась проникнуть так глубоко в неизвестную и враждебную страну на несколько лет. Этот фантастический набег в значительной степени был положен в основу легенды о том, что монгольская конница была непобедима и способна находиться в нескольких местах одновременно.
На Кавказе и Руси монгольское вторжение было расценено как эпизод, с которым эти страны уже сталкивались ранее. Однако набеги кочевых племен до тех пор не оказывали особо заметного влияния на политическую структуру Восточной Европы
[709]. Важно отметить, что русские князья, казалось, не извлекли никакого урока из поражения, которое им нанесли монголы. Постоянные серьезные междоусобицы уменьшали их шансы в будущем дать отпор захватчикам. Зависть и враждебность этих князей по отношению друг к другу приносили монголам столько пользы, сколько русским вреда.
10. Затишье после бури
Завоеватель мира и горный дикарь
После завоевания Трансоксианы в 1220 году всем показалось, что Чингисхан начал жить более спокойной жизнью. Он предоставил подчинение остальной части империи Хорезма своим сыновьям и военачальникам. Самостоятельно он руководил только кампанией, целью которой было отомстить за поражения, которые Джелал ад-Дин нанес его военачальникам. В 1220 году Чингисхану исполнилось 58 лет, в то время это был почтенный возраст. Перед началом наступления на Хорезм он решил уладить вопрос с наследником.
Во время войны в Северном Китае Чингисхан обратил внимание на ученого-даоса монаха Чань-чуня, которого высоко ценили при дворах Цзинь и Сун
[710]. Даосизм развился в Китае на основе религиозной мистики; хотя это учение было позднее развито в возвышенную систему метафизики, оно не смогло освободиться от своего таинственного источника. Даосская алхимия искала эликсир жизни, который бы даровал бессмертие; этим учение привлекало многих. Чань-чунь, однако, был философом и поэтом, который не имел ничего от вульгарного фокусника; благодаря своему интеллектуальному аскетизму он завоевал популярность и уважение.
Неграмотный монгольский завоеватель мира, которого интересовал «философский камень» с его тайной бессмертия, желал использовать в своих интересах волшебные силы известного монаха, в ком он, вероятно, видел волшебника. Он хотел узнать, действительно ли Чань-чунь обладает эликсиром бессмертия, и, если это так, намеревался заставить небесные силы, которые имели власть над жизнью и смертью, выполнить его желание.
В 1219 году, когда Чингисхан готовил свою армию на Черном Иртыше для нападения на Хорезм, он попросил Чань-чуня, жившего в области Шаньдун, посетить его. 71-летний даос, понимая, что отказаться невозможно, решил отправиться к завоевателю мира
[711]. Чингисхан послал специальный эскорт из 20 человек для того, чтобы сопровождать Чань-чуня от Шаньдуна
[712]. Чинкаю, одному из советников монгольского завоевателя, было поручено привести монаха и позаботиться о нем во время поездки. В день своего отъезда престарелый даос сказал ученикам, что он будет отсутствовать в течение трех лет
[713].
