— Такая ты дурочка маленькая...
И не успела Мира как следует возмутиться его словам, как шеф впился горячим поцелуем в ее нежные мягкие губки. Целовал вначале осторожно, будто пробуя на вкус, словно угадывая рамки, за которые она готова его впустить. Затем все глубже проникая языком сквозь зубки, втягивая податливые губы, и мял их и прикусывал...
А она… она наслаждалась этим сумасшедшим мгновением. Сладким и разрезающим все на «до» и «после» мгновением.
Мира лишь на секунду открыла глаза, но лучше бы не открывала, ей богу! В дверном проеме застыло изваянием перекошенное от злости лицо Голованова и она, чего-то вдруг испугавшись, резко отстранила от себя Льва. Опустила голову, отчего-то чувствуя себя безумно виноватой.
— Иди...чего ты... Не надо было. Я не хочу этого. Глупости какие-то…— прошептала она одними губами Льву и тот вдруг резко переменился.
Усмехнулся, поджав губы, глядя то на Миру, то на Вадима и зло выдохнул:
— Его точно стоит оставлять здесь?
— Да, я разберусь. Все нормально, - еще тише ответила она и еще ниже опустила голову.
— Ну смотри, — покачал головой Аверьянов и ушел, резко закрыв за собой входную дверь, а перед глазами Мирославы еще долго стояло его перекошенное лицо после е слов «иди», и она поняла, что именно сейчас совершила ошибку. И нет бы ей броситься за ним, догнать, объяснить. Ведь он наверняка все не так понял. А как он понял? А как сказала, так и понял.
Она доковыляла до кухни, схватила телефон и пять раз подряд набирала ему сообщение, но так ни разу и не отправила. Вздохнула, села на диванчик и заплакала, украдкой прикасаясь к опухшим от поцелуев губам.
Вадим присел рядом, все еще держа голову вверх, хотя кровь из разбитого Львом носа давно уже не шла.
— Ну какого черта ты появился, а? — сердито и как-то обреченно она задал вполне себе риторически вопрос, и ответа на него не ждала, однако Вадим ответил.
— Мне нужна помощь, Птичка. Есть где укрыться кроме как здесь?
13
ЛЕВ
— Пап, а пап? — Степка уже минут десять повторял это свое пап, а Лев вдруг впервые понял, насколько ему чужды эти слова. Ну какой из него папа? Так...название одно. Папаша ему бы больше подошло. Да.
Он ведь этого рыжего пацана не растил и не воспитывал, он его знать не знает. Ну к чему это все? Спектакль затянулся, актеры не вывозят свои роли, запинаются, застывают картонными фигурами. Ерунда короче получается, а не игра. Надо срочно вызванивать Ольгу. Надо будет — заявление на нее напишет, чтобы разыскали непутевую мамашу. Надо же, жизнь она устраивает. Личную. Будто ребенок игрушка, а не живой человек.
Нет, не подумайте, Лев совсем не считал, что таких прав у Ольги нет, но ведь она сына как ненужную вещь отдала. Как хлам какой-то выбросила, обузу с плеч сбросила. Ну хоть бы тогда сказала — насовсем забирай, отказалась быть и дальше Степке матерью, может тогда он бы больше его полюбил? А?
Хотя понятно, почему он так взъелся на чертенка, ибо как не рассердиться, если сын ему уже три дня про эту Пташкину, будь она неладна, надоедает.
«Па, а когда она придёт?»
«Па, Пташкина не могла взять кольцо» ...
«Па, а у Пташкиной самые добрые пирожки получаются».
«Па, ну, когда она вернется?»
«Па, а Пташкина совсем не злая. Не такая как злыдня. Давай её вернем?»
«Па, а это злыдня Пташкину подставила. Сто пудов ревнует».
«Па, ну ты звонил ей? А она что? Так и не взяла?! Плачет, наверное,» ...
«Паааа...а Пташкина точно про меня помнит?»
«Папаааа!!!...Ну отвези меня к ней. Не можешь? Ну привези её сам!!!»
В конце концов Лев не выдержал. Прикрикнул на ребенка, за что потом еще весь вечер извинялся и таки пообещал съездить к Мирославе. Черт с ним с кольцом, со Степкой она ладит и хорошо. Вряд ли Пташкина после этого еще раз решится с пола чужое поднимать, наверняка не со зла так сделала.
В то, что это Анна каким-то неведомым образом подставила Пташкину, Аверьянов не хотел верить. Ну не до такой же степени она стерва, да и к тому же как ей это удалось? Не успела бы Анна никак, точно нет. Просто Мира чуть-чуть оступилась. Нехорошо, конечно, но не убивать же ее за это. Хотя обидно, он-то был уверен, что девушка она порядочная во всех отношениях. Выходит, Лев совсем в людях не разбирается... и от этого вдвойне обиднее.
* * *
Утром следующего дня Лев в очередной раз вздохнул, не зная, как и что он скажет подчиненной. И скорее всего бывшей подчиненной, так как Пташкина в этот день просто не вышла на работу и трубку не брала — на звонки не отвечала. Конечно, ей наверняка стыдно после такого-то, но не может же он и дальше поощрять её с такими-то закидонами. Будто это он виноват, что она погремушку эту проклятую в сумку себе положила!
Сам не свой Аверьянов еле отсидел часы до обеда, провел совещание и заторопился к Пташкиной. Точнее он то тормозил себя, то заводился об одном только воспоминании о серо-голубых с вкраплениями желтого и зеленого глазах и предвкушении от встречи с ней. Что-то в этой странной и необычной девушке его цепляло так, что даже кольцо это по боку стало. Вместе с Анной, чего уж греха таить.
В два часа Лев уже прибыл по нужному адресу, который ему с трудом удалось выспросить у Лили. Но прежде она часа полтора ехидничала и шутила в своей любимой насмешливой манере. Особенно про то, как Лев с этими детьми и бабами работать перестал. И ведь что правда то правда, мысли о бизнесе, казалось, совсем покинули голову, а если когда и навещали её, то ненадолго и не слишком умные.
Пташкина жила в обычной блочной пятиэтажке лохматых годов постройки. Лев прошел мимо заржавевших облупленных качелей, надо же, он и не думал, что сейчас еще есть такие. Железные, с отломанной спинкой, они тихо и жалобно поскрипывали на ветру и ему сразу же стало неуютно от этого скрипа.
Он давно не видел таких дворов. Дворов, битком заставленных машинами, так, что пройти негде. Дворов, где вместо газона — помойка раскинулась на половину двора. Вторую половину занимали те самые автомобили. Домов, где с боем отвоеванные метры и так небольшого двора сдались ржавым качелям и грязной серо-желтой песочнице. Вздохнул, припарковал автомобиль где-то в маленьком промежутке между мусорным контейнером и газоном, вышел, потоптался немного перед подъездом номер три и задрал голову к окнам, пытаясь угадать нужные.
Домофон не работал и Лев без препятствий вошел в удивительно чистенький подъезд. Никаких тебе надписей «Маша — падшая женщина» и иже с ней, не валялись окурки на ступеньках, не висели на оторванных петлях сожжённые почтовые ящики. Точнее висели, но вполне себе приличные. И не на петлях, а как положено.
В его детстве такой подъезд и представить было сложно. Лев-то как раз жил в подобном доме, правда квартира была коммунальной и подъезд пестрил надписями весьма фривольного содержания. Грязь, банки с бычками, дико воняющими на все пролеты, включая пятый, спертый запах щей и нищеты.
