Людвиг ушёл и шанс на его помощь исчез. Островитянин понял, что красных плащей там нет, но пока ничего не сказал. Лишь бы молчал и дальше.
Где-то вдали прогремел гром.
* * *
— Кота не нашла, — пожаловалась Ханна, поправляя висящий на плече мушкет.
— Никто ничего ему не сделает, — ответил Людвиг.
Селяне шли бесформенной толпой, неся пожитки и носилки с ранеными. Не забыли про собак, но оставили коров. Оружие не бросили. Людвиг шёл следом, постоянно запинаясь. Без второго глаза даже идти сложно, а о фехтовании теперь можно забыть навсегда. Оставшийся глаз обманывает и не даёт верно оценить расстояние.
— А эти рассказы о красных плащах правда? — спросила Ханна.
— Почти всё, — признался он. — Кроме совсем уж невозможных вещей.
— А правда, что они не горят в огне? — спросил навьюченный сумками староста.
— Папа, это сказки, — Ханна фыркнула. — Как человек может не гореть в огне?
— Так это и не люди.
— Горят, — сказал Людвиг.
Ханна чуть сбавила шаг и подождала, когда отец уйдёт вперёд.
— Ты был со мной честен, а я с тобой не до конца.
— О чём ты?
— Это расплата за то, что мы совершили, за наши ошибки.
— Какая расплата? — Людвиг чуть повысил голос и она зашипела, приставив палец к губам.
— Мы так и не сказали вам. Здесь раньше жили другие люди.
— Дитрих говорил.
— Этих людей прогнали в ущелье. Мы думали, что там они погибли, но они остались в живых, и мы боялись мести. Вот мы и собрали оружие.
— Погоди, то есть…
— Мы позвали сэра Дитриха на помощь. Они пришли к нам безоружными, просили воду и разрешение пройти. А рыцарь не знал правды. Когда он начал их убивать, мы не остановили его, думали, что после этого старые жители испугаются. Мы, даже стыдно сказать, обрадовались этому. Но всё стало только хуже. И расплата наступила.
Людвиг едва устоял на ногах. Что же он натворил? Как они… они солгали. Сколько же он убил? Всё это время… руки затряслись. Он прислонился к дереву. Он думал, что убивал разбойников, тех, кто заслужил смерти, тех, кто хочет напасть на мирных людей. А ведь стоило задуматься, что жертвы не похожи на бандитов. Но нет, в порыве искупления одного зла совершено другое, более чудовищное.
Они лжецы.
Полузабытое чувство ярости вновь вернулось. То чувство, когда он прикончил друга Эйнара, когда убил тех молокососов, когда убивал роботов, которые хотели его защитить. Ярость, про которую Людвиг думал, что она никогда не вернётся.
Они обманули его.
— Тебе плохо?
— Да.
Если бы хоть кто-то сказал раньше. Получилось бы это предотвратить? Теперь уже не узнать. Знает ли Эйнар? Может быть, из-за этого он так себя ведёт? Что задумал нордер? Вопросов становилось слишком много, а раскалённый гвоздь в голове проворачивался, не давая думать.
Они обманули его. Они лжецы. Они заставили его убивать невиновных.
— Мы уже почти пришли, — сказала Ханна.
— Я только отдохну, — Людвиг, сдерживаясь, чтобы не заорать. И не сделать что-нибудь ещё более плохое. В груди пылал огонь. — Иди.
Следом шёл священник со своим поводырём. Паренёк увязался за Эйнаром и вернулся вместе с ним. Знает ли он хоть что-то? Надо выяснить. Но не у одного Людвига возникла такая мысль.
* * *
Люди шли мимо укреплений, где погибали их родные. Кто-то смотрел на ряды могил, другие рассматривали новенькие дома и в их взгляде мелькала ненависть. Но большинству было плевать.
— Ты сдержал слово, брат Эйнар, — Скуле выглядел ещё хуже. Он не доживёт до вечера. — Почему среди всех моих бывших соплеменников только изгои готовы помочь?
— Я сделал это не ради вас. Нам нужно на север, а вы были у нас на пути. Теперь мы пройдём дальше.
Прежние жители идут жидкой цепочкой, с опаской оглядываясь, но засады нет. Эйнар наконец-то сделал правильный выбор.
— Я тебе не верю, брат. Зачем ты пытаешься оправдаться?
— Не знаю. Может потому, что мой отец говорил, что ничего нельзя делать без причины, всегда нужно получить что-нибудь взамен. Вот я и получу проход.
— Это плохой совет, брат Эйнар.
— Я знаю. Плохой совет давно мёртвого человека.
Люди столпились у колодца. Сколько же они ни пили чистую воду? В глазах появился песочек. Их убивали, как бандитов. Для Людвига эта новость будет страшным ударом, но Эйнар хоть немного искупил душевные терзания парня.
Из-за туч не видно солнца, но люди уйдут ещё до того, как окончательно рассветёт.
— Давайте отравим колодец! — закричал мужчина с гноящейся раной на лице. — Пусть на себе почувствуют, какого это, когда дети умирают от яда!
Эйнар замер, цепенея от ужаса. План провалился.
— Сожжём здесь всё, — кричал другой, с перевязанным обрубком вместо кисти руки.
— Эти трусы сидят в пещере! Я знаю, как открыть двери!
— Но мы же хотели уйти на юг, — слабый голос тонул в рёве остальных.
— Убьём их всех!
— Сожжём дома и весь лес вокруг!
Кто-то начал запаливать факелы. Чудовищным усилием Эйнар вырвался из оцепенения.
— Ты обещал! — он схватил Скуле за ремень на груди. — Ты обещал мне, что вы уйдёте!
* * *
Людвига стошнило, и он не успел подойти к священнику. Силы уходили. Но ещё ничего не закончено. Надо узнать, что случилось в лесу и что происходит сейчас.
— Вам помочь, милорд? — спросил оказавшийся рядом лесоруб. Он смотрит с сочувствием. Но что-то он не очень-то сочувствовал, когда на его глазах погибали люди. Пепельники защищали свои дом, но какой ценой?
— Нет, — Людвиг сплюнул, ожидая ещё позыв.
В пещеру вносили раненых, входили старики и дети, вооружённые защитники ждали снаружи.
— Сарай не закрыл. Инструменты там хорошие, отец оставил. Пропадут же.
— Да они твой сарай целиком сожгут.
— Беда.
Гвоздь в голове проворачивался, не давая сделать ни шага. Дитрих подошёл к поводырю первым.
— Я хотел спросить тебя, Васур, — доносились слова рыцаря-предвестника. — А зачем ты ходил с нордером в лес?
— Он часто ходит за местными, — вместо парня ответил священник.
Лесорубы закивали. Гвоздь раскалился ещё сильнее и на мгновение не существовало ничего, кроме боли. Но приступ был недолгим.
— Я однажды пошёл в лес, а он как напугал меня! — рассказывал один из лесорубов. — Шёл за мной столько, я и не слышал, и вот…
