Люди здесь были одеты проще, чем в городе, и сначала все смотрели на нас неприветливо – потом оказалось, что недавно поскоэли ограбили поселок.
Дайну это встревожило – она сказала, не стоит идти дальше по тракту какое-то время.
У Хи оказались кусочки материала, похожего на бронзу, и эти кусочки она обменяла на припасы у местных. А еще они показали нам колодец, где мы пополнили запасы воды и напоили холей, а потом пустили помыться в баню.
Какое счастье, что здесь у них тоже бывают бани! Мне кажется, таким чистым я не был со времен Красного города. Даже побрился – и волосы, как мог, укоротил, правда, кажется, не очень ровно вышло, потому что вечером Дайна сначала смотрела на меня так, как будто вот-вот рассмеется, а потом предложила помочь поправить.
Нас пустили переночевать, и Дайна выменяла у местных несколько бутылок с очень крепким напитком. Хи отказалась его пить, а я сделал один глоток, закашлялся и больше не стал.
Дайна и Ган выпили по целой глиняной чашке – и это хорошо, потому что после этого они наконец разговорились.
Ган выдал Дайне нашу легенду – мол, мы братья, но росли порознь и виделись достаточно редко. Дайна начала ехидничать и спрашивать, из-за чего мы смотрим друг на друга волком, – но Ган как-то ловко отшутился и начал рассказывать охотничьи байки – и расспрашивать Дайну заодно.
Дайна впервые на моей памяти разговаривала, а не нападала или защищалась. Сначала она тоже делилась байками про охоту. А после того, как Ган наврал ей с три короба о нашем детстве – даже я заслушался, – рассказала, что жила со своими родителями на острове посреди моря в маленькой общине Аждая. Там они только и делали, что воздавали ему хвалу, и родители растили ее (по тому, как она отводила взгляд, мне подумалось, что наверняка строго) как жрицу и истово верующую, пока не погибли в кораблекрушении, – значит, здесь тоже строят лодки и корабли.
После этого она перебралась на большую землю, чтобы привлекать верующих к Аждая – да только не так просто это делать, когда его самого нигде нет.
Хорошо, что возможности Дайны как видящей как-то ограничены – в противном случае у Гана не по лучилось бы ее дурачить.
Глаза закрываются.
Как дела у Каи? Что сейчас делает Кая?
Не нужен мне неведомый читатель. Я хотел бы писать для нее – для Каи.
Жива ли она? Да, конечно, жива.
Спокойной ночи, Кая».
«Вчерашний разговор растопил лед – не то чтобы обстановка в нашей группе стала дружеской, но по крайней мере теперь мы говорим друг с другом – все, кроме Хи, – и один раз Дайна даже смеялась: признаться честно, слышать ее смех настолько непривычно, что прозвучал он несколько жутковато.
Ган, видимо, решил, что совсем завираться не стоит, потому что сегодня много рассказывал Дайне об Агано и его жителях – а после этого много расспрашивал ее. Его у нее не получается ставить на место, как меня: Ган внимания не обращает и гнет свое – или отвлекается на какую-то байку или расспросы о том, что мы проезжаем, а потом опять как бы невзначай возвращается к тому, что его интересует. Дайна это видит, но все равно попадается.
Со мной Ган общается ровно, иногда подшучивает – играет какую-то роль, и мне это не нравится.
Мне хотелось бы доверять хотя бы ему, раз уж больше некому.
Вечером Дайна подстригла меня – мне было немного не по себе при виде ножа в ее руках, но я жив, здоров и, по словам Дайны, стал похож на человека».
«По вечерам рассказываем истории. Мы с Ганом пытались рассказывать “Алису” по очереди, но постоянно спорили из-за того, кто лучше помнит сюжет, поэтому в итоге решили рассказывать разное. Он выбрал историю про юношу, который мог жить и под водой, и на суше. Таким его сделал приемный отец, великий ученый. Потом юноша влюбился в земную девушку. Я этой истории раньше не слышал. Я же решил рассказать про человека, который попал на необитаемый остров. Эту историю уже Ган не знал. Дайна перестала скрывать, что ей интересно. Иногда она тоже делает записи – может, ведет дневник, как я? Сегодня она что-то записала там, наверное, наши истории или свои мысли о них.
Никаких эмоций не проявляет только Хи, как обычно».
«Сегодня я закончил историю и стал думать, какую рассказать следующей, а потом вдруг Дайна заговорила.
Она рассказала странную легенду о том, как жрица одного бога влюбилась в жреца другого, а он ответил взаимностью. Они не могли понять друг друга, и даже подходить друг к другу им было запрещено. Они все время кочевали, убегая от своих чувств, но общались друг с другом с помощью цветов, сажая их в определенном порядке. Однажды она пришла по следам на место его последней стоянки и увидела, что все цветы черные. Ее возлюбленный умер. Бог наказал его за предательство в мыслях. Поняв это, девушка-жрица покончила с собой, не от горя из-за потери любимого, а от раскаяния. Причем раскаивалась она не из-за юноши, а из-за собственного отступничества.
Звучало все это довольно красиво, хотя как рассказчица Дайна уступает мне или Гану. Когда она закончила, мы все некоторое время молчали. Мне история показалась, честно говоря, бессмысленно жестокой, но я не решился озвучить свои мысли. В конце концов, здорово, что она тоже что-то рассказала. Не хотелось ее спугнуть».
«Кажется, уже две недели в пути. Хорошо, что с холями мы идем гораздо быстрее, чем могли бы пешком. Дошли до огромного озера. Дайна рассказала, что на дне находится город скроттов – Болотных хозяев. Не то чтобы мне хотелось встретиться с Болотными хозяевами, но стало жалко, что мы не можем увидеть их подводный город. Интересно, какой он? Как вообще они могли построить что-то своими щупальцами?
Несколько Болотных хозяев мы увидели издалека и обогнули по большой дуге. Дайна сказала, что не уверена, посвящены ли они кому-то.
Ган помрачнел – я вспомнил, как он сразился с Болотным хозяином в Северном городе.
Вечером он снова ушел в лес, а вернулся с крупной птицей с плоским носом и перепонками на ногах. Дайна ощипала ее и освежевала, а Хи опять завела монотонную песню. На этот раз я долго пытался ее разговорить. Спрашивал: «Что не так? Эту птицу нельзя есть? Почему ее нельзя есть?»
Я точно знал, что она могла бы ответить мне посредством телепатии, как Дайна, но Хи смотрела сквозь меня.
На Гана Дайна смотрит теперь почти с симпатией. Они съели большую часть птицы вдвоем. Я хотел обойтись орехами и ягодами, потому что от песни Хи мне стало не по себе, но еда пахла так, что голова кружилась. Поэтому я тоже поел – птица была очень вкусной и жирной.
Дайна сказала, что мне не стоит переживать, потому что это посвященные Тофф должны следовать строгой системе правил про убийство и всякое такое, а мы – нет.
Вечером Гану опять было плохо, и я предложил ему попытаться поговорить с Хи и узнать, что ему можно делать, а что нет, – в ответ он послал меня к черту и сказал, что сам разберется, что ему делать.
