Его голос изменился – стал каким-то хриплым, и глаза защипало – должно быть, от жара костра.
– Он хорошо учил меня. Он был сильным – но и я тоже. Умел сражаться – но и я тоже. Он был ранен – и я тоже. В какой-то момент я ударил его ножом в лицо – наискосок, и кровь залила ему глаза. Он потерял равновесие… А потом не выдержали доски пола, и он провалился вниз. Думаю, он что-то сломал. Некоторое время я слышал, как он стонет – сначала громко. Он звал меня. Меня. Потом все тише и тише. И звуки стали такие… как будто что-то булькало у него внутри. Это было ужасно. То есть… я, конечно, убивал и до этого. Врагов. В бою. Тогда я знал, что иначе нельзя. Но… так… это было со мной впервые. Я просто сидел там, перевязывал раны, смотрел в окно, пока все не стихло. Только тогда я решился заглянуть в пролом. Он был там, почти целиком выбрался из-под обломков. Он был весь в крови… Нога и рука вывернуты… И он не дышал. Я точно видел: он не дышал. Конечно, мне нужно было проверить. – Этого он до сих пор не мог себе простить. – Я должен был спуститься. Всадить в него нож. Но… не стал. Он успел хорошо меня потрепать… Я потерял много крови и боялся, что, если спущусь вниз, наверх уже не выберусь. Выход на первом этаже был завален. Я провел там почти всю ночь. За окном выли лесные псы, и мне было так… так плохо от того, что его больше нет. От того, что я убил его. Я не могу это объяснить. Не могу этого понять… до сих пор. Как не могу объяснить – и не могу понять, – зачем он делал со мной то, что делал. Когда наступил рассвет, я снова посмотрел на него. Он не шевелился. Он был мертв. Я был в этом уверен – и не стал спускаться.
Они оба молчали – ничто не нарушало тишину, кроме потрескивания костра и плеска воды.
– Вот так. Я вернулся домой. Рассказал, как все было. О том, как Север спровоцировал чужаков недоверием – и они напали на нас. Все поверили… А некоторые сделали вид, что поверили. Вета вот не усомнилась. Она слишком любила меня, чтобы по-настоящему хорошо знать. К тому же ей повезло… Она видела не так много жестокости. А Тоша сразу понял. Я знаю. Я послал группу, чтобы забрать его тело, – но они его не нашли. Сказали, в доме были следы нечисти, и я решил, что его сожрали лесные псы. Меня подлатали… и началась моя игра. Я ответил на твой вопрос, Артем. Надеюсь, ты доволен.
Артем молчал.
– Не говори ничего, – посоветовал Ган. – Я вот доволен. Мне стало… легче. Хотя по мне, может, и не скажешь.
– Прости, – вдруг выпалил Артем. – Правда… То, что я сказал… Я чувствую себя ужасно.
– Прекрасно. Так и должно быть. – Но почему-то Ган вдруг почувствовал, что больше не злится. – Князь вознаградил тебя своим доверием. Гордись. Теперь ты знаешь мой секрет – ведь мы с тобой все равно что мертвецы… для мира, для которого все это может иметь хоть какое-то значение. Не будь мы здесь – не думаю, что ты удостоился бы этой чести…
– А Кае ты, значит, не сказал.
– И ты ничего не расскажешь – если такая возможность вообще представится. Вся эта грязь ее не касается. Не касается и не коснется – никогда не коснется, пока я жив.
– Я не думаю, что она бы так это восприняла, – сказал Артем, снова отводя взгляд. Утешал его? Смешно. – Ты был ребенком. Ты ничего не мог сделать… И он… он поступал с тобой ужасно. Любой бы захотел… ну… сделать это.
«Но не любой бы сделал».
– К тому же, – продолжил Артем торопливо, – ведь он не умер. Он же жив.
Ган кивнул:
– Верно. Но я ведь хотел сделать это. И был абсолютно уверен, все эти годы, что мне удалось. И если придется… я должен буду довести дело до конца. Должен буду убить его – потому что теперь, когда мы оба знаем, мы не оставим друг друга в покое. Он не отступит… И он – сумасшедший. Поверь. Пока он жив – я и те, кто рядом со мной, в опасности. Я этого не допущу.
– Людям сейчас часто приходится убивать друг друга, – пробормотал Артем.
Убивал ли он сам человека? Точно нет. Такие вещи Ган чувствовал безошибочно.
– Конечно. И мне приходилось, как всем. Но одно дело – убить в бою, защищая свою жизнь… Планировать убийство собственного дяди – совсем другое.
– Ты сказал, тебе было плохо.
– Верно. До первого же решения, принятого мной в качестве князя. – Ган пожал плечами. – Я чувствовал себя свободным при одном воспоминании о том, что его больше нет, хотя… Мне никогда не доставляло радости думать о том, как… вспоминать все это. И все же… иногда мне это снится. И когда я просыпаюсь, я… улыбаюсь. Я всегда улыбаюсь, Артем. Но еще меня трясет.
Он отхлебнул из бутылки, и на этот раз Артем тоже хлебнул – честно и много.
– Обстановка стала какой-то угнетающей. – Необъяснимо, но Ган вдруг почувствовал, что веселеет – то ли от питья, то ли от эйфорической легкости после рассказа. – Предлагаю ее разбавить. К тому же было бы честно с твоей стороны отплатить мне откровенностью за откровенность. Что произошло между тобой и Дайной? Какой она была? Тебе понравилось?
Артем поперхнулся, закашлялся, и Ган рассмеялся. Значит, он был прав.
Ожидаемо.
– Понятно. Что ж, поздравляю. Продолжай в том же духе. Тебе это поможет.
– Да что ты говоришь, – прохрипел Артем, когда к нему вернулось дыхание.
Он не смотрел Гану в глаза. Было видно, что меньше всего на свете ему хотелось обсуждать эту тему с князем – и в то же время его терзало желание поговорить об этом хоть с кем-нибудь.
– Абсолютно точно, – кивнул Ган.
Это был идеальный момент для того, чтобы отомстить Артему, заставить его почувствовать себя глупо или неловко, но почему-то делать этого не хотелось. Ган вспомнил, как несколько лет после гибели Веты верил в то, что никогда не сможет никого полюбить. С какого-то момента он стал считать, что это и необязательно. Девушки влюблялись в него, а ему нравились – больше или меньше. А потом он встретил Каю.
Артем тоже, должно быть, думал, что никогда не полюбит никого, кроме нее. Но однажды это должно измениться.
– Ты ведь почувствовал себя по-другому? Увереннее. Сильнее.
– Не знаю, – пробормотал Артем. – Я не уверен, что она… что мы, ну…
– Что ты влюблен в нее? Это ничего. Поначалу это только мешает. Зато потом, когда встретишь кого-то особенного, все это тебе пригодится.
– Для тебя Кая – такая… особенная? Это ты хочешь сказать?
На Артема было жалко смотреть, но Ган кивнул:
– Да. Кая особенная.
– Если так, – уши Артема алели, – если тебе так нравится Кая, то почему в Красном городе Саша была уверена, что вы с ней… вместе или вроде того?
Ган шумно выдохнул – он не ожидал, что Артем спросит об этом. Вспоминать о Саше оказалось неприятно.
– Не слишком ли много откровений с моей стороны, м-м? Да, у Саши были основания так подумать. Мне не стоило давать ей эти основания, но… – Ган помедлил. – Я знал, что давно нравлюсь ей. Мне вроде как не хотелось ее обижать…
