Глава 14
Изнутри блокгауз выглядел вполне обжитым, хотя и не особенно уютным. Он не походил на дом — скорее на какую-нибудь перевалочную базу, где неожиданно пришлось задержаться.
Бойницы, почти все, за исключением двух, выходящих на море, были грубо заколочены, вероятно, в целях удержания тепла внутри в особо неуютную погоду. Напротив входа стояла кое-как сбитая, явно самодельная кровать, застланная сплошными ветвями и листвой — никакого постельного белья у старика не было.
У правой от входа стены располагался самодельный камин — отгороженный несколькими камнями небольшой закуток, где все еще слабо тлел уголь. Там же, рядом с ним, обнаружилось несколько остро заточенных веток, явно служащих хозяину для жарки пищи.
На одну из них, стоящую в стороне, была насажена здоровая рыбина.
Тут же, возле камелька, находилась и жестяная, давно погнутая кружка; виднелся самодельный мешок из шкуры какого-то зверя, очевидно, служащий резервуаром для воды.
Карл Еж, человек от природы довольно брезгливый, окинул долгим взглядом это логово дикаря и, красноречиво кашлянув, демонстративно поправил перчатки. Случайно позволить какому-нибудь из местных предметов коснуться его обнаженной кожи мужчина не хотел.
Денби, заметив этот жест, кривовато ухмыльнулся и, приблизившись к тлеющему камельку, старательно раздул огонь.
— Гляжу, вашему приятелю не по нраву жилище старого боцмана, а, сынки? — он оглянулся и, хитро подмигнув Доминику, тоже, в общем-то, не бывшему в восторге от обители старого боцмана, глубоко вздохнул, — Чем же угостить-то вас, ребята… Я здесь все больше рыбу ем, что в море ловлю, да воду пью — благо на островке пресная имеется. Где-то весной тут распускается какая-то дрянь, я ее, бывало, ощиплю и чай делаю… но сейчас не то время. Так что же мне дать вам, сынки? Денби всегда слыл гостеприимным хозяином, но сейчас… — он сморщился, разводя руки в сторону, — Не то, что рому — доброй понюшки табаку не найти! Эх, ребята, чтобы я только не отдал, лишь бы еще разок глотнуть в своей жизни гаванского рому… — он прищелкнул языком и на несколько секунд прикрыл глаза.
Гости его медленно переглянулись. Намерение хозяина угостить их хоть чем-нибудь из своих скудных запасов, безусловно, очень льстило, но, вместе с тем, немного пугало.
— Да мы… — Доминик осторожно кашлянул, — Мы сыты, сэр… господин боцман.
Старик неспешно обернулся полностью, поворачиваясь к огню спиной и на несколько секунд остановил взгляд на мужчине. Затем неожиданно расхохотался.
— Губами Рика Барракуды ты так обращаешься ко мне, сынок! А отец-то твой меня больше Денби звал, по имени, когда в настроении был… А то все больше «собака», или «старина»…
— Вот мы и добрались до самой интересной темы, — Карл быстро улыбнулся и, опять слегка выступая вперед, чуть развел руки в стороны, — Быть может, вы наконец-то объясните нам свои странные заявления… мистер Денби? Каким образом, по-вашему, Доминик Конте, солидный, респектабельный бизнесмен из двадцать первого века, может быть сыном пирата из шестнадцатого?
— А ты язычок-то придержи, да послушай старика, мальчишка, — не остался в долгу старый пират и, видя, что слушатели его присаживаться как будто не торопятся, сам тяжело опустился на застланную листьями и ветвями кровать, — Вы сюда долго добирались, ребята, думаю, что-то должны были бы да и разузнать… Почему вообще решили отправиться в это путешествие? — он оглядел Ричарда и Доминика еще раз, — Статные, взрослые, красивые мужчины… Вам уж, должно быть, не меньше тридцати лет, а, сынки?
Конте, как раз недавно отметивший тридцатилетний юбилей, неуверенно опустил подбородок. Брат его, бывший несколько младше, предпочел смолчать.
— Стало быть, помнить о «Гиене» вы уж точно не должны, — Денби уверенно кивнул, сцепляя руки на колене в замок, — Ну? Так и какими же судьбами?
Доминик на несколько мгновений замялся, а затем, решаясь одновременно с началом речи, принялся за рассказ.
— Некоторое время назад я начал слышать голоса в ду… — сообразив, что старый пират вряд ли знаком с таким благом цивилизации, как душ, он поспешил исправиться, — В воде. Они взывали ко мне, звали отправиться в путь, хотели, чтобы я прошел по следам «Гиены». Вот мы и отправились…
…Говорил Ник долго, обстоятельно, стараясь не упустить ни единой подробности и, вместе с тем, максимально упростить повесть для человека, не разбирающегося в современных новшествах. Денби внимательно слушал, кивая иногда и глаза его блестели — старик узнавал в словах рассказчика истину, вспоминал собственные приключения и погружался порою в жестокую ностальгию.
— И вот мы здесь, — наконец, поставил в своем рассказе жирную точку Конте и, устало выдохнув, умолк, давая себе возможность передохнуть. Говорить он откровенно устал.
— И вот мы здесь, но вместо ответов получили лишь еще больше вопросов, — добавил Карл, скрещивая руки на груди, — Поэтому теперь, как мне кажется, ваша очередь рассказывать, сэр. И мы с удовольствием выслушаем вас.
— Ну, что ж… — Денби несколько приосанился, согласно опуская подбородок, — Вы поведали мне обо всем честно, ребята, теперь за мной дело не станет. Я расскажу вам, как все случилось и почему «Гиена», в конце концов, не смогла удержаться на воде… Расскажу вам о происках морского дьявола или мокоя, как он себя почему-то назвал.
Ты прав, сынок, — все началось в Гамильтоне. Барракуда — он всегда был отвязным малым, но порою успешно притворялся добропорядочным гражданином, — в те дни был на мели и, от безысходности, должно быть, нанялся работать на верфь. К кораблям его всегда тянуло, в море он рвался душою и сердцем, да и моряком-то был славным, но с судами ему как-то не везло. То одно ко дну пойдет, то на другом мятеж подымут, а Рика по боку, да и ссадят где-нибудь… Ну, да это неинтересно. Он был на мели, мечтал о хорошей жизни, общался с такими же, как и он сам, праздно шатающимися по берегу матросами и работал на верфи. Там он впервые увидел «Гиену»… Он сразу понял, что это именно она, что это его судно, его шхуна, что эта красавица создается для него, и тогда в его голове зародился план. Он дождался, пока шхуна не будет завершена и как следует оснащена, дождался ночи накануне того дня, когда ее должны были спустить на воду… и украл прямо из доков. Уже тогда я был в его команде, — старик горделиво усмехнулся, — Рик был безоговорочно признан капитаном, а вот мне-то довелось еще в матросах побегать, прежде, чем он поставил меня боцманом… Мы вывели шхуну из доков и прямо перед ними, на восходе солнца, Барракуда окрестил ее, нарек «Гиеной». Уж не знаю, почему ему пришло это в голову, но название свое наша умница оправдывала целиком и полностью. Она стала настоящей хищницей, морской разбойницей, ее боялись, а нас, ее команду, моряки, должно быть, в кошмарах видели. Дьявол меня проглоти! Это были славные деньки, клянусь брюхом акулы, очень славные и очень удачливые! Рик Барракуда казался нам самим дьяволом, он сминал торговые суда как соломинки, забирал их добычу и набивал ею брюхо нашей «Гиены». Он говорил, что кормит ее, кормит всегда досыта, он любил ее, ровно родную дочь, а мы, матросня, за спиной капитана посмеивались над ним. Но время шло, и мы заметили, что за любовь Рика «Гиена» платит ему тем же — шхуна слушалась своего хозяина беспрекословно, она казалась не гиеной, а послушной собачонкой, которую он обожал до потери рассудка. И, вместе с тем, Барракуда был заботлив — никогда он не присвоил себе ни одной лишней монеты, все честно делил меж своей командой, всегда старался обеспечить и их быт.
