- Не бежим, идем спокойно, чтобы не привлекать внимание, - говорила я подруге. – Из окна они нас не заметят. Все хорошо.
- Все хорошо, - повторила за мной Дилара.
Мы пересекли двор, завернули за дом и около крыльца действительно встретили парней, которые только что подбежали к нему. Покупок у них не было – из-за моего звонка они бросили все и кинулись к нам.
- В машину, - коротко бросил Леха.
Его автомобиль как раз был припаркован поблизости. Мы быстро сели в нее, и она надавил на газ. В окнах проплыл один двор, второй, третий… Мы выехали на оживленный проспект и смешались с потоком других машин. Но с облегчением выдохнули только спустя минут десять, когда оказались в другом районе.
- А я же сказал, что нужно брать с собой личные вещи, - гордо заметил Леха, неспешно руля. – Так что мы удачно сбежали.
- Как они нас вообще обнаружили? – хрипло спросила Дилара.
- Наверное, Саша призналась отцу, - сказала я задумчиво, хотя верить в это не хотелось. – Хотя у этих людей наверняка было много возможностей найти нас. Но эта – самое простое объяснение.
- Нам нужно разделиться, - вдруг сказал Дима. – Прямо сейчас.
- Не понял, - нахмурился Леха и глянул на друга.
- Они уже вышли на нас один раз. Могут выйти и второй. Вчетвером прятаться сложнее. Да и вас не хочу опасности подвергать.
- В скримерах компания друзей всегда разделяется, а потом все по очереди умирают, - испуганно сказала Дилара. – Может, не стоит?
- Жизнь – это не фильмы, - ответил Дима, в очередной раз обернувшись назад – проверял, нет ли погони. Пока ее не было. – Нужно думать логически. Повторюсь – четверым прятаться сложнее, чем двоим. А рядом со мной еще и опасно. Я бы и Полину с вами отправил. – Его взгляд остановился на мне и почему-то потеплел. – Но она решила поиграть в героиню.
- Нет, Дим, - ответила я и ласково погладила его по руке. – Я просто хочу помочь тебе. И чтобы те, кто виновен в гибели папы, понесли наказание.
Одно лишь воспоминание о нем вызвало горячую волну ненависти в голове.
- И куда мы все пойдем? – хмуро спросил Леха. – Вы налево, мы направо?
- Примерно так, мистер Ресничка, - усмехнулся Дима.
- Да отцепись ты от моих ресниц, придурок. Я за тебя вообще-то переживаю.
- Потом, когда все закончится, покажешь Лорда? – спросил Дима. В его голосе промелькнула тоска.
- Я тебе его отдам, - отозвался Леха. – Он по тебе скучает.
- Думаешь, помнит?
- Помнит. Сейчас Лорд у матери, она его с собой в деревню взяла. Мать всегда говорит: у собаки взгляд, будто она все время хозяина ждет. – Леха вздохнул.
- А я тебе Обеда не отдам, - вмешалась Дилара. – Он теперь глава нашей семьи… Пушистый, важный и наглый. Мама любит его больше, чем нас с сестрой.
Дима улыбнулся.
- Спасибо, что взяли их себе. Я отплачу за это. Когда-нибудь.
- Ты реально хочешь разделиться сейчас? – вздохнул Леха.
- Да, - твердо решил Дима, и я поддержала его. Считала, что он прав. А Дилара и Леха не должны пострадать.
В итоге Леха высадил нас на соседней улице. Где-то неподалеку Дима оставил одну из заранее арендованных на подставное имя машин – человеком он оказался продуманным. Три года вдали от дома многому его научили.
Договорившись держать связь, мы быстро попрощались с Диларой Лехой. И ушли, растворившись в полутьме дворов. До машины Димы, припаркованной около одного из домов, мы дошли минут за пятнадцать. Все это время мы держались за руки и молчали. Наверное, в тот момент я окончательно поняла, что со своим человеком даже молчать комфортно.
- Куда едем? – спросила я, усаживаясь на переднее сидение.
- На кладбище, - сказал Дима, заводя двигатель. И я вздрогнула.
- Что? Зачем? Думаешь, там безопаснее всего? – хмыкнула я.
- Там спрятана флешка. Деньги. Запасной телефон для связи, - пояснил он. - Меня уже потеряли. Заберем все и остановимся в каком-нибудь придорожном отеле.
- Поняла, - кивнула я. И перед тем, как он сорвался с места, потянулась за коротким, но теплым поцелуем, который подарил уверенность в том, что мы делаем.
Глава 53. О любви
Кладбище находилось за чертой города, к западу от реки, на обширной лесистой территории. Я никогда не была на нем, ведь Диму и его семью «похоронили» в другом месте. А вот Дима, похоже, нередко бывал здесь. Уверенно шел по аллее, затем свернул на узкую дорожку. Я шагала следом за ним, чувствуя холод, хотя погода стояла теплая. На кладбищах мне всегда было холодно и тоскливо. Вспоминался папа, его добрые глаза, теплые руки, широкая улыбка… А потом вместе с папой начал вспоминаться и Дима.
Едва только вспомнив о тех жутких годах, когда я считала Диму мертвой, я похолодела еще больше. То, что он жив, чудо. Мое персональное чудо. Второй шанс на счастье. И я должна сделать все, чтобы его спасти. Спасу его – спасу и себя.
Мы шли минут десять или пятнадцать, и каждый молчал о своем. Солнце золотило памятники и оградки, шелестели кроны деревьев, что росли за забором, пели песни птицы, и все казалось спокойным и будто нарисованным. Дима повернул еще раз и остановился у оградки, за которой высился простой черный памятник. Чуть помедлив, он вошел внутрь, а я шагнула следом за ним, мысленно здороваясь с той, к которой мы пришли. К его матери.
Ее звали Барсова Снежана Аркадьевна, и ей было чуть больше тридцати, когда ее не стало. Она широко улыбалась нам с памятника – эффектная блондинка с озорным взглядом, как у Мэрилин Монро. На нее наверняка засматривались мужчины. И Сперанский в свое время не стал исключением.
- Твоя мама была красивой, - тихо сказала я.
- Это старое фото, - не поворачиваясь, ответил Дима. Его голос был глухим. – Его сделали лет за пять до смерти. Потом она редко фотографировалась. Говорила, что ненавидит себя. Даже на фото смотреть не хочет. Хотя когда к нам домой приходили мужики, все менялось. Она постоянно с ними флиртовала. Я убегал из дома, чтобы этого не видеть. Противно было.
Я тяжело вздохнула и в знак поддержки положила руку на его плечо – каменное и нагретое на солнце. Дима впервые рассказывал мне о маме. И, слушая его, я хотела реветь. Но сдерживалась.
- Она могла пить неделями, могла пить целый месяц, - продолжал он, не сводя взгляд с неподвижного лица матери. – А потом приходила в себя. Запиралась в своей комнате и плакала. Иногда просто лежала на кровати, смотрела в одну точку и даже забывала поесть.
Я вздрогнула. Моя мама вела себя так же после смерти папы – лежала целыми днями на диване и ни на что не реагировала, даже когда я тормошила ее и звала, при этом стараясь быть веселой и милой, потому что боялась обидеть. Но она не пила… Не представляю, как тяжело было Диме.
