Поманив за собой Инглинга, я вышла в коридор. Парень неохотно отправился за мной. В который раз я поразилась, насколько велика разница между ним и сверстниками, ведь Инглинг походил на ребенка. Худой, нескладный, угловатый и сутулый, как будто проснулся сегодня утром и понял, как резко он вырос, но к росту еще не привык. Совсем подросток, но никак не двадцатилетний студент.
Я открыла дверь соседней аудитории и пропустила парня вперед. Он потоптался на пороге, неохотно прошел вперед, поняв, что деваться некуда, и осторожно присел на скамеечку.
– Значит, Маргарита влюблена в Эспена? – ударила я вопросом.
Инглинг аж подпрыгнул на месте, его лицо выражало неподдельное удивление:
– Откуда вы…
– А разве это секрет? Если так, стоило скрывать его лучше.
– Вам кто-то рассказал, да? – недоверчиво спросил парень.
– Кто-то рассказал, – подтвердила я. – Как и все остальное. Земля полнится слухами, даже если это мертвая земля, вот и до меня кое-что дошло. Значит, Маргарита поглядывала на парня Элизы, пока сама Элиза любовалась звездой-Хаконом. Тот, понятное дело, любовался собой.
Непонятно только, какая роль у самого Инглинга.
Он опять вздрогнул:
– Вам и про Элизу кто-то рассказал? Ужас… а она так боится позора и осуждения.
Отлично, значит, этим ее можно припугнуть.
– Итак, обсудим ночь и ваш поход в кабак. Почему Эспен не пошел с вами на самом деле? При ответе советую учесть одну вещь: твой друг мертв только формально, к жизни он уже не вернется. Но пока Эспен способен передвигаться и даже общаться.
Инглинг посмотрел на меня с ужасом:
– Это… правда? – он опустил голову и забормотал себе под нос: – Значит, вот откуда вы узнали про Элизу и Хакона. И про Маргариту. Вам рассказал сам Эспен. Но… я слышал, что он не разговаривает. Совсем.
– Это был недолгий разговор, – улыбнулась я, наблюдая за парнем. Ложная новость произвела впечатление, он уткнулся подбородком в грудь и силился переварить услышанное.
Я наклонилась ближе:
– Так что произошло ночью?
– Разве Эспен не рассказал?
– Пока слушаю твою версию событий.
И что-то я сделала не так, возможно, дело в словах, или в интонации, но Инг вдруг резко переменился в лице:
– Ничего не произошло! Мы отправились в кабак, Эспен остался в библиотеке, мы больше его не видели. Почему он с нами не пошел, не знаю, у Элизы спросите. Может, правда хотел позаниматься? Если он наболтал другое… не знаю. Разве мозг мертвеца не принадлежит земле? Разве над ним не властен принц? – он выдохнул и тут же снова собрался: – Мы были в кабаке. Все вместе. До утра. Больше ничего не знаю, вот хоть убейте.
И в это я верила все меньше и меньше. Все дело в бледных испуганных лицах и постоянных попытках найти друг в друге поддержку. Я почти не сомневалась: эти четверо договорились что-то замолчать. В какой-то момент я подумала, что Инглинг все расскажет, настолько его поразила новость об Эспене, но он собрался. Теперь его глаза горели решимостью стоять на своем. Момент упущен.
– Я ведь помню тебя ребенком, – с грустью сказала я. – Мне бы не хотелось видеть, как чужие неприятности поглощают тебя с головой, Инглинг. Впереди целая жизнь, разве разумно начинать ее вот так?
– Это не сработает, как и ваш трюк с Эспеном! – взвился парень. – Я ведь прав, да? Прав? Вы соврали мне. Я прав! – он словно убеждал самого себя, что все делает правильно.
– Что бы это ни было, я все равно узнаю.
– Мы были в кабаке всю ночь. Кого угодно спросите.
В этот раз из моей груди вырвался тяжелый вздох:
– Хочешь совет на будущее? С ложью стоит обращаться бережно, только тогда она сойдет за правду. Если пихать ее человеку в лицо, он почувствует неладное.
– Я просто повторяю вам правду, – насупился Инглинг.
– Ладно, поговорим теперь об Эспене…
Дальнейшая беседа складывалась из рук вон плохо, Инг выдавливал из себя односложные ответы и все время разглядывал пол. Выяснила я крохи: да, друзья жили у Хакона с самого первого курса. Между прочим, это Инглинг первым подружился с ректорским сыном, до него все Хакона обходили стороной из-за сомнительного происхождения. Так что Инглинг, считай, самый близкий его друг. По его словам. К концу разговора я не сомневалась: Инг сделает все, что ему скажет этот самый близкий друг. Скажет врать о кабаке – соврет, глазом не моргнув. Собственно, так все и происходило.
Следующей я пригласила Маргариту.
Разговор с ней сложился еще хуже, потому что она расплакалась, стоило упомянуть Эспена и его «жизнь». Она много плакала, но до конца стояла на своем. И постоянно спрашивала, есть ли у парня шанс на поправку. Хоть призрачный, хоть какой-то, хоть шансик-шансик.
Элиза же мне сразу не поверила и держалась намного лучше предшественников. Но и тем для разговора с девушкой у меня нашлось больше.
– Слышала, ты занимаешься с альтьерой Розой Бурхадингер? – поинтересовалась я, когда вопросы о кабаке уже набили оскомину.
– Пишу курсовую.
– Значит, хорошо разбираешься в ботанике.
– Я хорошо разбираюсь во многих предметах, но и в ботанике тоже, да.
– Знаешь что-нибудь о фритиларии?
Элиза едва заметно вздрогнула и сглотнула.
– Знаю. Она очень сильно пахнет.
– Верно. А знаешь, где хранятся ключи от кладовых? Почти в каждой аудитории есть закрытые от студентов помещения, но если понадобится ключ?
– То его стоит спросить у преподавателя, – ответила девушка.
– А если взять самой?
– Не знаю, ни разу об этом не думала.
Я потрясла перед Элизой тонкой папкой:
– Здесь работа Эспена о мертвой чуме. Я успела просмотреть лишь ее часть, но слышала, что он интересовался Виливом, хотел исследовать одно из тел из саркофага. Саму деревню он посещал? Может, вместе с тобой?
– Нет, не со мной. Хакон составлял ему компанию.
– Хакон, точно. Что ж, к тебе вопросов не осталось, зови последнего друга.
Девушка опрометью бросилась к двери, но я ее окликнула:
– Подскажи, Хакон чем-то болен? Он смотрит на меня и постоянно облизывается.
Все краски сошли с лица бедняжки. Она застыла возле выхода, смотря на меня чуть ли не с ужасом. А еще с ненавистью. Ни разу за все время беседы у нее не было такого отчаянного и обреченного лица, хотя мы обсуждали ее мертвого жениха. А я не скупилась ни на вопросы, ни на подробности. А тут эк ее проняло, сколько сразу эмоций!
– Вы это серьезно спрашиваете? – прошептала она побелевшими губами.
– Конечно. Так что с ним?
