По правде, спившийся духовник высказался так лишь единожды, когда во время их редких занятий письмом в неубранный храм вломились двое пьяных матросов, в поисках ценностей на выпивку. Пэр Никлас выпрямился, стал как будто выше ростом и впервые за седмицу даже протрезвел. Проронил грозную речь, да выгнал заблудших взашей — те отчего-то даже не пикнули, лишь поругались уже за дверьми. Ящик с пожертвованиями, впрочем, прихватили тоже. Наутро их в бухте нашли — рядом с пустым ящиком и такими же пустыми бутылками. Как бывшим морякам удалось захлебнуться прямо у берега, прямо загадка. На Рыжих Островах про то ещё с полгода толковали.
Король Родрег подался вперёд, опираясь сцепленными в замок руками о стол. Взглянул на наследницу престола с неожиданным интересом.
— Я долго жила на Островах, — Камилла снова благоразумно не упомянула, каких именно, — и заметила одну странную вещь, ллей Ленар. Чем больше ценятся вещи, тем меньше ценятся люди. Подумайте, дорогой кузен: если бы у какого-либо человека находилась вещь, которую вы бы очень хотели, но он отказывался бы её продавать, что бы вы сделали? Если бы очень-очень хотели эту вещь?
— Отказался бы от затеи, — по губам Ленара скользнула презрительная усмешка, но на Камиллу он теперь смотрел внимательно.
— Вы — большая редкость, дорогой кузен, — мило улыбнулась дочь Рыжего барона, окатив молодого племянника Салавата не менее насмешливым взглядом. — А мой опыт подсказывает, что люди в таких случаях либо воруют, либо отбирают силой и обманом. Ценность желанной вещи превышает ценность чужой жизни. Не поймите меня превратно, ваше величество, — по примеру Ленара, Камилла повернулась к королю Родрегу и чуть склонилась, — деньги важны. Но заботиться о них нужно не в первую очередь, или же хотя бы не только о них единых. В конечном итоге, деньги — это только монеты, на которые мы покупаем необходимые или желаемые нами блага. А значит, это всего лишь… инструмент для желаний нашей души. Очевидно же, что душа первична. Даже мне очевидно, ваше величество.
Камилла проработала в торговой лавке свыше пяти лет, в свободное время слушая долгие речи пэра Никласа. Священник хоть и не всегда мог выстроить слова в связную речь, но когда случалось, то надолго. Дочь Рыжего барона могла бы говорить до рассвета о доходах, расходах, налогах, уклонениях, людях, которых в лавку приходят, обмене, обмане с обеих сторон, складском учёте и недочёте, бедствиях и покрытиях лживых бедствий, закладных и процентах, чужих бедах, долгах и неразумных тратах, переплате и выгодных сделках…
Вот только никто из дельцов мэма Фаиля не был ни благородным, ни честным, ни счастливым человеком. Ни один не показался Камилле достойным хотя бы рассмотрения: продажные души оказалось очень легко читать, как цифры в торговых бумагах. С ними всё просто. А вот с душами чистыми да благородными — очень даже нет. Теперь, после встречи с пэром Патриком, про это думалось отчего-то всё чаще. И выводы напрашивались неутешительные: собственная душа оборачивалась потёмками.
— Но ведь за деньги умирают, дитя, — прошелестел старческий голос Родрега Айронфисского. — Значит, люди готовы пожертвовать ради них… первичным и важным. Выходит, не такая уж большая разница между душой — и деньгами…
— Не совсем так, ваше величество, — с сомнением качнула головой Камилла, чувствуя на себе десятки жадных взглядов. — Я видела много людей, готовых убивать за деньги. Но не встретила ни одного, который согласился бы умереть ради пары монет. Я бы сказала, что умирают только за то, ради чего стоит жить.
Тоже правда: наёмников и убийц на Островах водилось немало, а вот самоубийц, предложи ты им хоть набитый золотом кошель — ни одного. Отец — и тот уходил воевать с чудищами да бандитами не ради денег, или не столько ради них. Во-первых, действительно жалел мирных жителей да хотел им жизнь облегчить, как мог. Во-вторых, их с матерью защищал: меньше дурного вокруг, безопаснее по улицам ходить. В-третьих, подвиги совершал — не без этого. Теперь Камилла понимала: было и четвёртое, эдакое бегство от себя, ошибок и несчастий, которыми Золтан Эйросский щедро оградил тех, кого оставил позади. Безумные подвиги стали искуплением. Отец действительно готов был умереть ради собственной чести. Впрочем, за жену и дочь тоже отдал бы жизнь, не задумываясь. Но не за деньги. Это Камилла точно знала — денег у них, как ни крути, много не водилось.
Родрег, кажется, понял. Усмехнулся, качнув головой. Приподнялся, опираясь на руку тотчас вскочившего ллея Салавата.
— Я желаю открыть с вами бал, дорогая, — обратился он к Камилле. — На танцы я уже не способен, но вывести прелестную ллейну под руку — это я ещё могу. Ллей Ленар, — обратился Родрег к вскинувшемуся племяннику Салавата, — вы моложе и, верно, умеете обращаться с юными ллейнами лучшего моего. Первый танец за вами, с позволения прекрасной Камиллы.
Лицо «прекрасной Камиллы» осталось каменным, в отличие от покрасневшей Одетты, которой, по праву невесты, принадлежал первый танец с Ленаром. Сложно сказать, что подумал усмехнувшийся жених, с почтением поклонившийся его величеству, но то, что удовольствия этот танец ей не принесёт — Камилла поняла сразу.
— Не думайте, что я выжил из ума, дорогая, — едва слышно шепнул старый король, когда они рука об руку шагнули к выходу из залы. За ними потянулись и другие гости; шорох платьев и стук каблуков надёжно хоронил едва слышный голос монарха. — Я понимаю, какая опасность вам грозит. Вы отправитесь в Эйросские земли сразу после бала, не дожидаясь утра. Экипаж готов; с вами отправятся также четверо солдат королевской стражи для сопровождения. Ллейна Бианка с дочерью также последуют за вами, потому как вы хоть и сильная девица, ллейна Камилла, а всё же слишком юны, чтобы я доверился вам. Слушайте внимательно…
Грянула музыка, когда они шагнули на гладкий пол главной залы, и плеснул отовсюду ослепительный свет. Пары расходились по обе стороны от входа, ожидая, пока старый король с юной наследницей сделает круг по центру. Родрег танцевать уже не мог, а Камилла не умела — они составляли, по её мнению, прекрасную пару.
— Если то, что ты рассказала нам — правда, значит, твой отец нашёл моего сына, Рафаэля… наследного принца Айрона. Если бы это сказал кто другой, я бы усомнился, но опальный Золтан был кем угодно, только не лжецом. И он достаточно образован, чтобы не ошибиться в подобном вопросе. Юному Золтану было пятнадцать, когда пропал мой Рафаэль. И отец его, Тадеуш, принимал активное участие в поисках. Золтан помнит эту историю, равно как и признаки, по которым можно признать наследного принца. Не знаешь ли, дитя… были ли у этого молодого пирата татуировки?
— Много, — неуверенно припомнила Камилла. — Все руки почти.
— Герб Айронфисского рода на левом плече — такой подделать нельзя… Гора с эмблемой встающего солнца…
— Не помню, — честно призналась дочь Рыжего барона. — Давно дело было-то.
— Что ж… одна надежда на Тадеуша, — проронил Родрег, останавливаясь у трона. — Ты должна сделать реверанс, — напомнил старый король, и Камилла поспешно и не слишком изящно поклонилась. — Ллейна Бианка знает остальное — она расскажет…
