— Я попрошу пэру Хальгу пособить с ужином, она не откажет, — занервничал пэр Нильс, когда оказалось, что в доме нет еды. — Она мне часто помогала по хозяйству! Такая добрая женщина…
— Та сельдь сушёная, с которой наш кучер остался? — недобро поинтересовалась мэма Софур. — Не вздумайте, пэр Нильс! У вас целых три женщины, уж как-нибудь разберёмся!
И впрямь разобрались: мэма Софур тотчас, грозно отобрав у Камиллы несколько монет, отправилась прочь, не смущаясь ни поздним часом, приближавшимся к полуночи, ни незнакомым городом. Вернулась, когда пэра Эдна уже развела огонь в камине и определила спальные места — пэру Нильсу внизу, на узеньком диванчике для посетителей, а трём гостьям по предложению хозяина — наверху, прямо на полу, потому что опробовать скрипящее и шатающееся ложе самого пэра Нильса ни у кого желания не возникло.
Мэма Софур вернулась не с пустыми руками, но удивлялись этому лишь пэр Нильс и пэра Эдна: Камилла прекрасно знала талант няньки отыскивать еду в самых сложных местах. Особенно, когда деньги в кармане водились. Небось и про фляжку вина не забыла.
Поздний ужин их подкрепил достаточно, чтобы пэр Нильс чуть повеселел, мэма Софур разговорилась, а пэра Эдна чуть смягчилась, наблюдая за спутниками. Камилла из-за головной боли да усталости уснула первой, не слушая, как ворчит внизу нянька, перемывая посуду, и как тихо вздыхает пэра Эдна, вполголоса сетуя на то, что все платья для благородной девицы уехали вместе с экипажем ллейны Бианки.
Но опытная камеристка выкрутилась: к утру Камиллу ожидало отпаренное, наскоро подшитое и идеально сидящее платье самой пэры Эдны — одно из лучших у камеристки. Последняя не пережила бы такого позора, чтобы вверенная ей ллейна продолжала путь в порванном дорожном платье, и возражений не потерпела.
Впрочем, если в начале пути Камилла мечтала, что шагнёт под сень Эйросского замка в роскошном убранстве, с гордостью поглядывая по сторонам, то сейчас ей стало восхитительно всё равно, кто и в каком виде её лицезрит. Доброе платье, как выяснилось, — это далеко не самое важное в облике благородной ллейны. И если благочестием похвастать Камилла не могла, то перенять кое-что от ллейны Бианки за краткий срок сумела. Та казалась недосягаемой и неземной даже в бесформенном ночном одеянии, и пэра Эдна, помнится, называла это «держать спину».
Камилла тоже научилась.
…Фэйерхолд оказался тихим и хмурым в сравнении с Очагом. Расположенный прямо в ущелье, каменный город изобиловал подвесными и каменными мостами, мощёнными улицами, сухими фонтанами с мрачными безлиственными деревьями над ними, широкими лестницами, по которым легко взбирались даже конные, и множеством фонарей, рассеивавшим туманный свет на улицах. В городские ворота их пропустили беспрепятственно, как только Камилла показала пакет с королевской печатью. Через нижний город они ехали в карете, подбираясь всё ближе к родовому замку. Тот нависал над городом угрюмой громадой и казался не слишком приветливым: сказывалась пасмурная погода и моросящий дождь. Народу на улицах оказалось тоже немного — то ли торопились к вечеру по домам, то ли здесь не привыкли к праздным шатаниям по улицам и любованиям местными красотами.
Хотя посмотреть, положа руку на сердце, нашлось на что.
— Огромный какой, — пробормотала мэма Софур, опасливо выглядывая в оконце. — А дома-то какие, глянь! Высокие, ровно горы!
— Места здесь не очень много, дражайшая мэма Софур, — пояснил пэр Нильс. — Всё же ущелье. Вот и строили ввысь, а не вширь.
— Практично, — признала Камилла, только чтобы не молчать. Сердце в груди колотилось всё сильнее.
— А вы уверены, что нас вообще пустят внутрь? — негромко уточнила пэра Эдна. — Ллейны Бианки с нами нет…
— С вами есть я, — отрезала наследница Эйросских земель, не глядя на камеристку. — Даю слово, пэра Эдна: сегодня мы все будем спать в своих постелях.
Мэма Софур восхищённо глянула на Камиллу, а затем с некоторой гордостью — на пэру Эдну. Мол, моё воспитание! Даже подбоченилась, окончательно вжав пэра Нильса в стенку кареты.
Дорога в замок вела через широкий каменный мост. Тот, в свою очередь, вёл через крутой лесистый холм, внизу которого тянулась тонкой нитью обходная дорога. Камилла рассматривала законные владения из оконца, насколько позволял ограниченный обзор, и увиденное ей, пожалуй, нравилось.
Вблизи замок оказался вовсе не мрачным, просто древним, как мир, и несколько тяжеловесным. Камень, из которого строили её наследие, был грубым и серым — ничего общего со слепящей белизной королевского дворца. Зато окна их встречали приветливым светом, и за ними чудилась жизнь.
— В замок пускать не велено, — хмуро обронил один из стражников у самых ворот, когда они подъехали. — В городе разве не сказали?
Камилла распахнула дверцу кареты, выбираясь наружу, потому что уладить подобный вопрос самостоятельно возница бы не сумел. Достала уже изрядно потрёпанный пакет с королевской печатью.
— Прошу простить, — глянув на печать и даже не переменившись в лице, снова повторил стражник. — Не велено. Ради вашей же сохранности, юная ллейна.
Даже в обращении не ошибся! Камилла уже поэтому не стала ругаться сразу.
— В чём причина? — вдохнув, выдохнув и снова вдохнув, спросила она.
— Внутри может быть опасно, — так же просто, как сообщал бы о погоде, отозвался стражник. — Ллей Корнелиус не велел.
— Тогда позовите ллея Корнелиуса сюда, — ничему не удивляясь, устало предложила Камилла. — Дело королевской важности.
— Он в городе, — не поддался стражник. — Вернётся к ночи и сам решит, как поступить. А гостям не положено. Опасно…
Когда-нибудь терпение заканчивается даже у самых безропотных. Дочь Рыжего барона продержалась непривычно долго, но безропотностью не страдала, и терпение её закончилось чуть раньше.
— Я — не гостья! — взорвалась Камилла. Кровь вскипела, словно по жилам жидкий огонь растёкся. Даже жарко стало. — Я — хозяйка этого замка, светлая ллейна Камилла Эйросская! Дочь Золтана Эйросского и внучка светлого ллея Тадеуша Эйросского! И это я решу, как поступить в собственном… доме! Ведите к управляющему, если ллей Корнелиус загулял на ночь глядя, но на пороге держать не смейте! Слышите меня?! Не смейте!
Неизвестно, насколько хорошо услышали её оторопевшие стражники, но тут из внутреннего двора замка раздались крики, вопли и проклятия вперемешку с жалобными стонами. Изнутри пахнуло жаром, словно из жерла вулкана — и стражники буквально рухнули на пол, прикрывая головы щитами.
— Ложись!!!
Камилла не успела бы. Даже испугаться — и то не смогла бы. Лошади за спиной испуганно заржали, возница спустил нехорошее слово, вскрикнули увидавшие через оконце пэра Эдна и мэма Софур — а Камилла словно к тверди прикипела.
Из замковых ворот вырвался огненный смерч, лизнув копотью по стенам, взревел, будто живой, и яростно обрушился на единственную преграду к полной свободе.
