Бранные слова из уст матери Арчи слышит впервые. Он не знает, как поступить – извиниться, обосновать свое поведение, нагрубить в ответ? И единственная фраза, которая приходит ему на ум:
– У меня были совсем иные намерения.
Она реагирует спокойно, что весьма нехарактерно для женщины, у которой всегда есть мнение по любому поводу.
– Если хоть кто-нибудь сомневался, что ты, Арчи, причастен к исчезновению своей жены, – произносит она после долгого молчания, – то после твоего интервью сомнений не осталось.
Эти едкие слова – последнее, что сохранилось в памяти Арчи от той беседы с матерью. Видимо, он в какой-то момент попросту отключился, поскольку пришедшие к нему Кенворд и Годдард застают его сидящим с телефонной трубкой, откуда раздаются долгие гудки. Он смотрит на часы и обнаруживает: прошел уже целый час, а он совсем не помнит, что происходило все это время.
– Полковник Кристи? – произносит Годдард с ноткой озабоченности.
– Да?
– У нас появились вопросы. – В голосе Кенворда никаких подобных ноток не чувствуется.
– Мы можем пройти в мой кабинет, – предлагает Арчи, вставая со стула. Он весьма устал.
– Нет, думаю, нам лучше обсудить это на кухне, – говорит Кенворд.
Почему вдруг кухня? – думает про себя Арчи, но не произносит вслух. По лицу Кенворда видно, что сейчас лучше не спорить и не пререкаться.
По пути на кухню им в коридоре попадаются Шарлотта и ее сестра Мэри, они перешептываются и так похожи друг на дружку – обеих портит короткая стрижка, – но в то же время разнятся: у Шарлотты в глазах веселый огонек, а взгляд у Мэри всегда насупленный. Завидев Арчи с полицейскими, они умолкают, но Арчи успевает расслышать кусок последней фразы: «расскажи им». Интересно, о чем это они?
Вероятно, полицейским приказали очистить кухню, поскольку там никого нет.
– Ваше интервью в «Дэйли мэйл» – это, конечно, был сюрприз, – произносит Кенворд, когда они уселись на три из четырех разномастных стульев у простецкого деревянного стола, где обедает прислуга.
– Да, я слышал такую точку зрения, – отвечает Арчи, вздохнув.
Годдард поднимает было бровь, но Кенворд гнет свою линию:
– И ведь вы прекрасно понимаете, какой ваш образ сложился у публики? – И он, конечно, не может себе отказать в своей гадкой ухмылке.
Арчи не отвечает. Во-первых, ему противно ликование Кенворда, а во-вторых, он не хочет поощрять дальнейшие расспросы. Этой темы ему хватило в беседе с матерью, и теперь он понимает, что совершил громадную ошибку.
– Ведь из-за этой статьи, полковник Кристи, были вынуждены высказаться и другие участники, которые прежде молчали. Что мы не можем не приветствовать, хотя, полагаю, в ваши намерения это не входило. – Теперь говорит Годдард, и Арчи немало удивлен, ведь он полагал, что текущая беседа – всецело идея Кенворда. Но, судя по всему, Годдард тоже по уши во всей этой каше.
– Не входило.
Годдард изучает только что вынутую из кармана пачку бумаг.
– Одна из горничных в Хертмор-коттедже у Джеймсов, прочтя ваше интервью, решила поделиться своими наблюдениями. Она говорит – цитирую дословно, – что почувствовала необходимость разоблачить вашу ложь. – Он переводит взгляд на пораженного Арчи. Что же такого он сказал или сделал в доме у Джеймсов, за что теперь придется отвечать? Он прокручивает в памяти тот уик-энд, но на память ничего не приходит. И никакой горничной он не помнит. Да и на кой он должен помнить горничную? Ведь роль прислуги в том и состоит – быть незаметной.
Тут в беседу вмешивается Кенворд. Почти сам не свой от восторга.
– И знаете, что она нам поведала?
Арчи не отвечает. Он заледенел от ужаса.
– То есть не знаете? Мы давно подозревали, но подтверждений не было. До недавнего времени. Но вот теперь-то мы их заполучили! – Они обмениваются взглядами с Годдардом, и Арчи расшифровывает это так: ну что, ты ему скажешь или я?
Кенворду уже не терпится:
– Горничная сказала нам, что вы поехали в Хертмор-коттедж не просто поиграть в гольф. А собирались отметить помолвку с вашей любовницей, мисс Нэнси Нил.
У Арчи кружится голова, он чувствует, будто летит в пропасть, хотя на самом деле сидит на кухонном стуле. Он пытается припомнить, что же было в тот вечер – они шептались с Нэнси, потом Сэм Джеймс поднял тост, а потом он пошел в комнату Нэнси, – и Арчи прекрасно понимает, что опровергнуть слова горничной у него нет никаких шансов. Но признать хотя бы один слог из этого чертового ужаса тоже нельзя. Нэнси Нил – женщина, которую он любит, на которой собирается жениться, и он сделает все, чтобы защитить ее доброе имя.
Теперь настала очередь Годдарда, и он посматривает на Кенворда, словно их диалог уже расписан по ролям:
– У нас одно не выходит из головы, полковник Кристи. О какой такой помолвке с мисс Нил может идти речь, если вы, вообще-то говоря, женаты на миссис Кристи?
– Разве только вам доподлинно известно, что миссис Кристи мертва, – отвечает Кенворд на вопрос Годдарда.
Глава 33
Рукопись
18 апреля 1926 г.
Стайлз, Саннингдейл, Англия
Никогда не прощу себя за то, что не успела проститься с мамой. Прочтя письмо Мадж, я в тот же миг бросилась на вокзал, оставив Розалинду в заботливых руках Шарлотты и успев лишь на бегу закинуть кое-какие вещи в свою большую сумку, но все равно опоздала. Она умерла в Эбни-холле, пока я ехала на манчестерском поезде. Когда я подбежала к ее смертному одру, там лежала уже не мама – мамы больше не было, осталась лишь бледная, безжизненная тень того, что раньше было ею. События последующих дней я помню смутно – как мы готовились к похоронам, как ехали из Эбни в Эшфилд, как собирались родственники, как прошла служба. Может быть, пробелы в моих воспоминаниях – оно и к лучшему: судя по всему, в те дни я превратилась в стонущего и рыдающего зверька.
Что сохранилось в памяти – так это отсутствие Арчи. Мне недоставало его теплых объятий, его губ на моей макушке, его слов о том, что со временем все наладится. Я так стосковалась по утешению, которое, как мне казалось, он может дать, – по утешению, которого я на самом деле не видела уже много лет, но в возможность которого продолжала верить. Но он не приехал. С затуманенным слезами взглядом я слушала, как Мадж зачитывает телеграмму от Арчи из Испании, где он сообщал, что не успевает вернуться домой к похоронам. При этой новости я вновь разрыдалась и лишь тогда вспомнила, что Арчи терпеть не может проявлений сильных чувств и горя. Я впервые задалась вопросом о смысле его отсутствия.
Из событий дня похорон запомнился лишь один отчетливый образ. Мы с одетой в темное Розалиндой стоим, взявшись за руки, и слушаем, как викарий читает над могилой последнюю молитву. Не отпуская рук, мы подходим к свежевырытой могиле. Глянув в серьезные глаза дочери, я киваю, и мы вместе бросаем на гроб мамы по букету колокольчиков и примул. Мне хотелось, чтобы она, покидая этот мир, была окружена ароматом любимых цветов.
