– Простите, полковник Кристи! – Он звучит кротко, но извиняющимся его не назвать. С каждым днем после Агатиного исчезновения ее дружелюбие убывало, и Арчи тревожило, не делится ли она своими чувствами с Розалиндой? Их последние диалоги лишь укрепили эти подозрения.
Он замер. Он не может ответить. Не в состоянии пошевелиться. И хотя он знал о неизбежности этого последнего шага, теперь, когда час настал, он чувствует, что не способен отважно его совершить Но если он отступит и откажется доиграть роль, придуманную для него в этом чертовом письме, то всякие шансы на свободу, на жизнь с Нэнси – шансы и без того призрачные – исчезнут навсегда.
Дверь трясется от молотоподобного стука. В воздухе гулко раздается хорошо знакомый голос.
– Полковник Кристи! Это главный детектив-констебль Кенворд, а рядом со мной – суперинтендант Годдард. Или вы откроете дверь по своей воле, или мы ее взломаем.
Ну вот и все, – думает Арчи. Он стоит в центре паутины, откуда есть только один путь – тот, что пошагово начерчен для него в том пакете. Он отпирает дверь кабинета. Дверь распахивается в коридор, наводненный поджидающими его полицейскими, и он сдается им – и своей судьбе.
Глава 43
Рукопись
3 декабря 1926 г.
Стайлз, Саннингдейл, Англия
В жизни мне очень много раз доводилось есть в одиночестве. Чай девочки, чьи пожилые родители и старшие брат с сестрой заняты своими делами. Ранний завтрак на утренней смене юной медсестры, чей муж сражается на войне. Обед рядом с пишущей машинкой в моем кабинете в Стайлзе во время работы над очередным детективом. Но я никогда не была за столом такой одинокой, как в тот вечер.
Днем я поручила кухарке приготовить праздничный ужин на двоих и попросила горничную Лилли сервировать стол соответствующим образом. После ужасной утренней ссоры с убийственным обменом ультиматумами мы с Арчи не говорили, но я все равно надеялась, что он – как мы договаривались еще до того – все же вернется к ужину. Арчи обожал дисциплину и заведенный порядок, и я рассчитывала на эти его качества. Сначала я занималась планированием идеального ужина, потом каталась на машине по округе, а когда из школы вернулась Розалинда, мы, как и собирались, навестили мать Арчи. Сидя у нее, я вновь и вновь прокручивала в голове сегодняшнюю сцену и молилась, чтобы Арчи с наступлением сумерек вернулся домой. Если он придет, то и моя вылазка в Йоркшир состоится, и после нашего с Розалиндой возвращения в Стайлз я собрала чемодан для этой поездки. После вечернего чая я уложила Розалинду, убедилась, что любимый синий мишка – рядом с ней на подушке, и поцеловала ее на ночь.
Наряд к ужину я подбирала тщательно. Надев зеленый вязаный костюм, я покрутилась перед зеркалом – и так встала, и сяк. Может, он делает меня стройнее? – прикидывала я. В последние годы Арчи постоянно выражал недовольство моей полнотой, но однажды, когда я была именно в этом костюме, он сделал мне комплимент. Надеюсь, ему понравился костюм, или он, по крайней мере, не счел его достойным осуждения.
Я устроилась на своем месте за обеденным столом. Ожидая, пока Лилли принесет первое блюдо, я старалась не смотреть на пустой стул напротив. Вместо этого я разглядывала столовую. На полках и в серванте стояли наши с Арчи и Розалиндой фотографии в серебряных рамках вперемежку с фото моих родных, отдельный портрет Арчи, его брат Кэмпбелл, Пег, покойный отец. Между рамками – фарфоровые фигурки и мамина любимая ваза – я привезла их из Эшфилда в надежде превратить это подобие дома на фоне регулярного ландшафта в живой и уютный очаг, каким был Эшфилд.
Громко тикали каминные часы (или мне так казалось?), а я все сидела и ждала его. Я изучила первое блюдо – окутанный паром прозрачный консоме, который успокаивал капризный желудок Арчи. Минутная стрелка прошла «единицу», потом – «двойку», «тройку». Где-то между «тройкой» и «четверкой» я заметила, что пар над бульоном исчез. Хотя я не собиралась приступать к ужину до приезда Арчи, все же я решила съесть суп, пока он совсем не остыл.
Заслышав, как я орудую ложкой, в столовой появилась Лилли с некоторой тревогой на лице. Я поняла, что ее к такой ситуации не готовили. Что нужно делать – убирать со стола или ждать хозяина? Я почти видела, как этот вопрос крутится у нее в голове.
– Лилли, суповые тарелки можно убрать. Похоже, мистер Кристи запаздывает, поэтому, думаю, следует сказать кухарке, что мы переходим ко второму блюду.
Я протянула руку погладить Питера, пристроившегося у моих ног. Ласковый пес, казалось, чувствовал отчаяние, которое охватило меня после предательства Арчи, и старался в эти дни быть рядом.
Подняв взгляд, я увидела, что Лилли стоит на месте и смотрит на меня, но теперь недоумение по поводу суповых тарелок сменилось на ее лице жалостью из-за того, как я оправдываюсь за мужнино опоздание. Боже! – вздрогнув, подумала я. – Даже прислуга не верит, что он вернется ко мне. И тут я задумалась, вправду ли я так хочу его возвращения? Разве утренние события не заставили меня передумать? Или я уже так привыкла его ждать, что не почувствовала перемены? Разве не стоит мне теперь твердо все переосмыслить?
Через пару мгновений в столовую вновь вошла Лилли с блюдом оленины, а затем, выждав нужное время, принесла третье. Прежде чем поставить на стол тарелки с камбалой, она заколебалась, увидев, что второе блюдо стоит нетронутым, но я помогла ей легким утвердительным кивком. Подавать третье при недоеденном втором не принято, но в теперешних обстоятельствах – сойдет.
Я твердо решила не притрагиваться ни к одному из двух блюд. Мне и так-то есть не хотелось, но по мере того как утекали минута за минутой, воздержание от пищи стало у меня суеверной навязчивой идеей. Дождаться, когда послышится наконец скрип гравия под колесами его машины, и тогда все будет хорошо. Но если я возьму с тарелки хоть кусочек оленины или камбалы, Арчи не вернется домой никогда. Но время от времени я стала замечать, как вожу над тарелками рукой, в которой зажата вилка, и осознала, что сама не понимаю, чего на самом деле хочу.
На дороге за окном сделалось тихо – все соседи уже вернулись домой и теперь ужинают за закрытыми дверьми со своими семьями и друзьями. А я сижу в столовой, словно превратилась в одну из маминых фарфоровых фигурок и теперь ожидаю, когда меня оживят. Но к тому моменту, когда минутная стрелка добралась до двенадцати, я уже все поняла окончательно. Арчи в Стайлз сегодня не вернется. Быть может, он вообще никогда больше не переступит этот порог.
На меня накатила волна грусти, но я проглотила слезы, не желая, чтобы Лилли с кухаркой услышали, как я плачу. Шарлотту я отпустила на весь вечер навестить подругу в Лондоне, так что я могла не беспокоиться, что встревожу ее. Мне казалось, такого наплыва эмоций я не выдержу. Вся эта тоска, вся эта боль – они хоть и были слегка разбавлены чувством освобождения, но все равно – невыносимы. Вот бы мне сейчас вообще исчезнуть.
Но тут в мое одинокое бдение ворвался звонок телефона. Я сняла трубку и чуть не разрыдалась от облегчения, узнав знакомый голос. Однако потом услышала, что этот голос говорит, и в тот же миг поняла – все изменилось решительно и бесповоротно.
