— В самом Алланти, на пересечении квартала ремесленников и припортовых лачуг осталась моя семья.
Старг ловил каждое слово, даже не замечая, как сильно дрожит, как горькие слёзы заливают лицо, как сердце рвётся наружу. Юный воин прощался навеки со своим лучшим другом. Второго такого ему не найти.
— Настанет день, когда торрек направит взор на Керрию. Молю тебя… — Грони снова закашлял, голова безвольно упала на грудь. — Спаси их. Моя мать добрая женщина, а сестрица… хоть ещё и мала, но поверь мне, друг — лучшей жены тебе не найти.
Окровавленная рука нырнула под рубашку. Грони вытащил деревянный амулет — Око Керита — и протянул его Старгу.
— Вот, покажи и они всегда узнают тебя.
— Грони, я…
— Обещай, что когда придёт время — ты их спасёшь.
— Клянусь Керитом! Если придётся, я пойду за ними на край света.
— Спасибо, друг. Ты скажи им, что я не вор… что я попал сюда не по делу. Скажи моей Лори, пусть не плачет по мне… скажи, что Керит призывает меня… скажи… скажи ей!..
Новый удар выбил из ворот несколько досок. Просела калитка. В коридоре вмиг посветлело.
— За торреком до смерти, помнишь? — растянулись губы в кровавой улыбке. — Пора. Беги, Старг, наше время вышло — настало моё.
— Грони, я никогда тебя не забуду. Ты лучший из друзей, каких я только мог пожелать. Ты навеки останешься в моём сердце!.. навеки…
— Я знаю. А теперь беги… ну, беги же!..
Грони отпустил руки Старга. На ладонях сотника осталась его кровь. Старг подскочил на ноги, окинул последним взглядом прислонившегося к стене друга и, умываясь слезами, бросился убегать по туннелю. Он задыхался, ноги отказывались слушать хозяина. Старг то и дело оглядывался назад, чтобы ещё хоть разок увидеть Грони живым, чтобы как можно лучше отложить в памяти его силуэт. Но ничего не выходило. Мрак клубился над головой, а услужливый разум подсовывал другие картины: на которых Грони был цел, где был счастлив, где весело улыбался, где ласкал уши его радостный смех. Не ведая себя, не разбирая дороги, Старг бежал по туннелю, навеки оставляя за спиной своё сердце.
Оставшись один, Грони сжал факел покрепче. Теперь можно было расслабиться. Ему больше не нужно быть сильным, незачем прятать истинные чувства за маской. Он очень боялся. Он не хотел умирать. Ведь по-настоящему он и не жил, а теперь… теперь пришёл час уходить. Не стоять ему с любимой у алтаря. Не целовать её сахарных губ. Не ласкать бархатной кожи. Не прижимать к груди беззащитных младенцев. Не давать имён сыновьям. Не испробовать трепетной заботы от дочерей. Всё это познают другие, а его время истекло. Керит призвал его слишком рано. Слишком тяжкой выдалась ноша героя.
Последний удар вынес калитку. Кочевники просочились в туннель. Степные воины робко собирались у входа, прикрытые щитами, не смея ломиться напролом, помня о силе и духе защитников крепи. Аккуратно, неспешно, оглядывая стены и ниши, степняки продвигались вперёд. Лишь когда ордынцы смекнули, что северян рядом нет, они осмелели и расправили плечи.
К Грони подошли двое халирцев. Один пнул его ногу и расхохотался, когда раненный болезно скривился. Радовался кочевник недолго. Не успел он занести над головой кхопеш, как Грони будто бы неловко уронил факел на мешки с порохом. Больше воин не шелохнулся. Широкая улыбка застыла на его лице, когда мешки зашипели, а потом яркая вспышка ослепила глаза. Боли он почувствовать не успел…
Старг пробежал несколько сотен шагов, когда туннель содрогнулся. Стены зашатались, просыпалась кладка. Сотник едва успел нырнуть в глубокую нишу для факелов, когда коридором прокатилась взрывная волна. Там его и нашли. Безмолвного, чуть живого, с пустыми глазами. В этой битве Старг потерял частичку души. Вход в туннель был обрушен. Взрыв уничтожил остатки отряда обозников. Под стены Угрюмой не вернулся никто.
* * *
Этот день был навеки отмечен в истории нового мира. Ибо так пал Грони — первый мученик Эпохи Перемен.
Глава 29
Задний двор потонул в горьких слезах. Женщины и дети без умолку причитали. Мужчины стояли молча, угрюмо потупили взоры в брусчатку и держались из последних сил. Неохватные погребальные пирамиды заняли всю площадь. На промасленные брёвна уложили тела павших героев, подготовленные к последнему путешествию на Ту Сторону.
Тянуть с погребением было нельзя. Мы не могли складировать мертвецов во дворе, потому подготовили спешную церемонию. Когда костры прогорят, люди соберут прах в глиняные урны, которые спустят в склеп. Пепел и недогоревшую плоть погрузят на телеги, вывезут из крепости по северной ветке туннеля и захоронят на керрийской земле. Вот и все почести, которые мы можем оказать людям, отдавшим за нас свои жизни.
Мы с ребятами сгрудились на крыльце. Тири старалась держаться, пыталась казаться сильной, но аура выдавала все её чувства. Она прижалась ко мне, схватила за руку, даже не замечая, как крепко сдавила ладонь. Воины выстроились под стенами. Общинники собрались у конюшен, привели детей, сперва слушали проповеди Гириса, а затем, когда на костры начали укладывать трупы, женщины не удержались. Крошечные дети зарыдали в голос, глядя на слёзы матерей.
В следующий миг в рядах общинников началась суета. Тири вздрогнула, сжала мою руку ещё крепче, уставившись на меня молящими глазами. Я знал чего она хочет. Дождавшись кивка, юная госпожа отринула от мужа, сбежала во двор по деревянной лестнице и поспешила к своим людям. Там Пета и ещё несколько девчонок пытались успокоить Лори. У девицы случилась истерика. В какой-то миг она вырвалась из объятий верных подруг и со всех ног бросилась к подземелью. Её перехватил стражник. Сильному, высокому воину едва ли хватало сил, чтобы управиться с хрупкой девушкой, так рано познавшей вкус горя.
— Мы оставили его там, — дрогнул голос Емели. — выхода не было, он умирал, но… мы его оставили.
К подземелью подскочили другие девчонки, ухватили Лори за руки и все вместе рухнули на колени. Тири прижала к груди её голову, гладила волосы, щедро смачивая их собственными слезами. Лори вырывалась, кричала, звала Грони, пыталась освободить руки, добраться к туннелю. Спустя несколько минут она сдалась, обмякла в объятьях подруг, продолжая рыдать на весь двор.
— Как нам смотреть ей в глаза? — прошептал Шева, сжимая кулаки до хруста в костяшках.
— Не знаю, — так же тихо, не смея взглянуть ему в лицо, ответил я. — Я ничего больше не знаю.
— Ну хватит, — вскинулся Борис. — Это не ваша вина… всё это, — обвёл наёмник крепость руками, — не ваша вина.
— За торреком до смерти, — не поворачиваясь, пробормотал я.
— Что?..
— За торреком до смерти! — сорвался я на крик, переполошив стражу. — Такими были его последние слова. С такими мыслями он ушёл. Сулаф должна была прислать за ним облако. Керит должен обласкать его душу, ведь он герой. Отдал жизнь за дело торрека, за дело посланника… вершителя воли богов. Такой бред мы внушили им в головы. Вот так вот приговорили их к смерти!..
