Тянуть с выстрелом было нельзя. Халир лишь на мгновение задержался у шатра, что-то грозно втолковывая паре гарров из свиты. Борис затаил дыхание, подстроился под ритм раскачивающегося млиса, взял небольшую поправку на ветер и в наиболее подходящий миг нажал на спусковой крючок.
Звук выстрела разнёсся далеко по степи. Окраина Крильиса ожила: с веток ближайших деревьев сорвались стаи пичуг, завыло зверьё, даже листья возмущённо зашуршали, будто испугавшись внезапного грома. Пуле понабилось несколько мгновений, чтобы достичь цели. Время точно застыло. Борис нервно вглядывался в окуляр, позабыв, что уже можно дышать.
Спустя удар сердца наёмник чуть не взвыл от досады. Он промахнулся. Чёртов толстяк в последний миг развернулся и сделал шаг в сторону. Пуля не нашла его грудь. Вместо этого она прошила предплечье. Жёлтый рукав вмиг покраснел. Халир схватился за руку, заверещал и упал на траву. Вокруг повелителя забегали воины и рабы.
«Твою мать» — думал наёмник, вновь и вновь спуская курок. Люди падали один за другим, но главная мишень была всё ещё недоступна. Спустя миг Борис сменил магазин на винтовке, но к тому времени Гараха успели затащить в палатку. Борис продолжал стрелять вслепую, изрешетил войлочные стенки шатра.
Заряженные магазины закончились быстро. Расстреляв последний, Борис снова вышел на связь:
— Я спускаюсь.
— Принял. Вокруг всё чисто.
Борис слез с дерева, размял затёкшие конечности и припустил по тропе. Старый его быстро нагнал.
— Попал? — проговорил в спину Дед.
— Да, — на ходу оглянулся наёмник. — Но не убил.
— Думаешь, выживет?
— Не знаю, я много вслепую стрелял, может и повезло. В любом случае большая кровопотеря халиру обеспечена, а если рана загноится — его ничто не спасёт. Словом, я ему не завидую.
Беглецы пробежали десяток километров, пока добрались до пустующего скрытого лагеря наблюдателей. Там отдышались, достали сумки с едой.
— Будем наблюдать? — припав к меху с водой, спросил Старый.
— Да, — кивнул Борис. — Задержимся тут на несколько дней. Узнаем, что вышло. Ложись спать, я в дозоре. Потом поменяемся, а ночью вернёмся к стоянке.
Старый молча улёгся на ложе из веток и листьев. Спустя миг он уже спал крепким сном. Борис присел рядом, внимательно вслушиваясь в окружающий лес. Нужно было передохнуть, силы ещё пригодятся.
Глава 20
В темнице было холодно. Каменные стены обросли вековыми грибками, а сырую землю крыл тонкий слой слежавшейся прелой соломы. Спёртый, подвальный воздух душил смрадом и гнилью. Отхожее ведро заполнилось до краёв, давно не умещало потребностей пленника. Своды в углу протекали. Звуки разбивающихся в лужице капель воды сводили с ума, но хоть жажда мучила не смертельно. Пить из лужи Тагасу уже доводилось, так что всё было не так и плохо. А вот за маленький огарок свечи халар готов был отдать целый табун добротных степных скакунов, лишь бы хоть на мгновенье размять глаза светом. В кромешной тьме он боялся ослепнуть. Свистящие сквозняки пробирали до косточек. Тагас свернулся клубком, пытался сохранить хоть немного тепла, но всё равно его зубы стучали.
Хотя все тяготы меркли на фоне всепоглощающего, пожирающего изнутри голода. Тагас давно потерял счёт времени, так что мог только догадываться сколько дней он не ел. Сначала воину казалось, что хозяева крепости о пленнике просто забыли. Сейчас же халар был уверен, что его намерено оставили умирать в камере. Шейтаровы дети. Лучше б казнили, лучше б пытали, увечили, чем терзать голодом. Тело ослабло, руки исхудали, обвисли, что ивовые ветви. Голова кружилась нещадно, а ноющая боль в животе нарастала.
Вдруг в коридоре раздался лязг железных замков. Резкие звуки изорвали тишину в клочья, болью отозвались в ушах. Шаркающие шаги послышались в коридоре. Тагас хотел встать, затаиться за дверью, чтобы напасть на стражу и попробовать сбежать, но не смог даже приподняться на четвереньки. Руки задрожали, а солома под ним закружилась с утроенной силой. Спустя удар сердца халар обессиленно рухнул обратно.
Стража приоткрыла смотровое окошко и оглядела полуживого пленника. Заскрежетал засов на двери, забренчали ключи, тяжёлая дверь распахнулась. Три факела осветили темницу. Глаза будто песком засорило, заплясали разноцветные зайчики, выступили слёзы. Халар крепко зажмурился.
— Краалово семя! — пнул Тагаса ногой первый стражник. Халар плохо говорил на керрийском и почти не понимал северянина. — Видно, я проиграл. Живучий храс.
— Ха-ха-ха! С тебя серебрушка.
— Ты знал, верно? — взревел первый, поворачиваясь назад. — Приходил, поди? Может быть подкармливал эту сволочь?
— Что ты несёшь? — снова расхохотался второй. — Дури, мы давно спорили и вместе караулили пленников. Разве ты видел, чтобы я спускался в темницу?
— Тогда по чём ты знал, что он ещё не перекинулся?
— Да не знал я, — оправдывался собеседник. — Просто думалось мне так. Он же дикарь, поди и в степях своих кроме дерьма и не жрал ничего, ха-ха-ха! — поднёс стражник факел к полному отхожему ведру.
— Вот же Бостово отродье! — скривился третий стражник. — Как же смердит эта мерзость. — Ну же, Дури, хватай его, а ты подсвечивай нам дорогу.
Тагаса схватили под руки и потащили из камеры. Босые ноги волочились по полу, обдирали ногти об острые камни, но стражники с пленником не церемонились. На крутой лестнице халар ушиб большой палец. Носильщики выволокли Тагаса во двор и грубо бросили на брусчатку у колодца. Воин ударился грудью, на мгновение задохнулся, затрепыхался, будто рыба, брошенная на берег, но спустя миг дыхание восстановилось и халар смог вкусить ночную прохладу. Тагас жадно глотал свежий воздух и любовался чистым звёздным небом. После удушливого зловонного подземелья то казалось блаженством.
Отлежаться пленнику не позволили. Спустя несколько мгновений Тагаса подняли на ноги и прислонили к стенке колодца. Пока один стражник удерживал ослабшее тело, двое других стянули с него рубаху и несколько раз окатили ледяной водой. Потом воина стали мыть основательно. У колодца собралась большая пенная лужа. От воды Тагасу даже полегчало немного, будто хворь и немощь отошли вместе с грязью.
После омовения пленника закутали в чистую холщовую рубаху. Стражники потащили его дальше по двору. Темница осталась позади. Воина внесли в каменную пристройку. Там его дожидалась просторная комната с кроватью, круглым столиком и зарешёченным мелким окошком. У дверей караулила стража. Халара бросили на кровать, носильщики разошлись по углам. Спустя миг, забавно шелестя юбкой, в комнату шустро вбежала юная северянка в белом платье. Девица поставила на стол чашу с горячей похлёбкой, кружку молока и кусок чёрного хлеба, и так же быстро, не поднимая головы, выскочила за дверь. Стражники вышли следом за девицей.
Тагас не мог поверить своему счастью. Ароматы молока и похлёбки сводили с ума. Рот наполнился слюной, а дрожащие руки потянулись к столу. Он схватил миску и едва ли не залпом опрокинул её содержимое. Горячая жижа обожгла язык, протекла по бороде на колени. Остатки халар вымакал хлебом. Воистину, так вкусно сына правителя Великой Степи никогда не кормили.
