Винсент держал в руках колоду карт.
Сплошные линии наружу, пунктирные — вовнутрь. И с каждым сгибом красные кляксы соединялись, обретая форму.
Запомните этот день, восьмое июля, три часа пополудни. Потому что о нем вы будете рассказывать своим внукам.
Так он тогда сказал.
Три часа пополудни, восьмое июля.
873. Мамин день рождения.
Который он не отмечал больше сорока лет.
Винсент закончил складывать и взглянул на результат. Одна и та же жирная, кроваво‐красная буква повторялась три раза.
ТТТ
Винсент вскрикнул и скомкал бумагу. После чего швырнул книгой в полку, так что конкурсные призы полетели на пол. Стекло, под которым был зомби-портрет, разбилось, и он вывалился из рамки.
ТТТ — он слишком часто слышал об этих буквах в детстве, чтобы не знать, что они означают.
Театр, «Тиволи», трафик.
Агнес нашли в парке возле Китайского театра. Туву — возле «Грёна Лунда». Роберта — на парковке.
Театр, «Тиволи», трафик.
Яне.
Убийцей была его старшая сестра — невероятное, но единственно возможное объяснение.
Он должен связаться с Миной, и как можно скорее.
* * *
— Извини, но я… я хочу сказать, что Боссе…
Мина с трудом подбирала слова. Она никогда не умела просить прощения и всячески избегала это делать. Слова ощущались на языке как неповоротливые и непривычные. Хорошо, что Кеннет пришел на помощь.
— Ничего страшного, — сказал он. — Главное, что о нем позаботились.
— Спасибо, — ответила Мина, и это прозвучало короче, чем она рассчитывала.
Чтобы хоть как-то сгладить неловкую ситуацию, Мина пустилась в то, что больше всего на свете ненавидела, — пустую, бесцельную болтовню. Хотя именно на этот раз болтовня служила вполне определенной цели.
Все в этом салоне кишело грязью. Ощущалось именно так — миллиарды невидимых существ ползали вокруг, ручейками перетекая на кожу Мины. Заполнить тишину было всего лишь одним из способов удержания волны панического страха, который уже поднимался откуда-то изнутри.
— Как вы познакомились с женой? Прости, я не знаю даже, как ее зовут.
— Яне. Ее зовут Яне.
— Яне — как мило… Так как же вы с ней познакомились?
Мина сама услышала, как грубо и натянуто это прозвучало. Большинство людей успешно осваивают искусство светской беседы, и у Мины тоже наверняка были способности. Но при этом ни малейшего желания упражняться.
— Мы познакомились на самом дне.
Мина вздрогнула. Это был не тот ответ, которого она ожидала. Сразу появился интерес к беседе. Кеннет продолжал, глядя на дорогу:
— Я нашел Яне на улице. Жизнь не баловала ее. Меня тоже. И так уж получилось на этот раз, что два минуса дали плюс. Что-то щелкнуло во мне, когда я увидел, как она там лежит. Челюсть выбита. Одного глаза не видно за опухшим веком. У нее были сломаны несколько ребер, правая рука и нога. Кто-то так сильно пнул ее, что повредил позвоночник.
Мина кивнула.
— То есть это не сколиоз?
Кеннет покачал головой.
— Нам скоро сворачивать, — сказала она, и Кеннет включил правый поворотник.
— Людям не нужна правда. Поэтому мы лжем, так проще.
— Понимаю. — Мина вздохнула и отвернулась к окну.
Она делала так же — лгала. Потому что так всегда было проще.
— Я позвонил в «Скорую», сопровождал ее в больницу. С тех пор мы вместе.
— А потом вы обратились в клуб анонимных алкоголиков. Вам это помогает?
— Помогает. — Кеннет вздохнул. — Это и еще кое-что, что мы делаем сами. Иногда полезно проявить инициативу, вместо того чтобы ждать у моря погоды. Только так и можно справиться с жизнью — взять дело в свои руки.
— Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. — На этот раз Мина сказала чистую правду. — А вы местные? Из Стокгольма?
— И да, и нет.
Это был его ответ, и Мина оставила эту тему.
— Сколько тебе осталось? — спросила она вместо этого.
Кеннет вздрогнул, и Мина сразу же прикусила язык. У нее как будто отсутствовал фильтр между мозгом и ртом — то, что имеют все нормальные люди. И это была одна из причин, по которым Мина избегала разговоров на личные темы. Так легко незаметно для себя обидеть человека…
— Откуда ты знаешь? — спросил Кеннет, так же не отрывая взгляда от дороги.
— Я и не знала, пока ты не подтвердил. Это было всего лишь мое преположение. У тебя желтоватые глаза и такой же оттенок кожи. У моего дедушки, который умер от рака печени, было то же самое. У тебя в машине «Нексавар», — Мина показала ногой на пузырек на полу. — Дедушка тоже его покупал.
— Несколько месяцев, если повезет, — ответил Кеннет. — Слишком далеко зашло с метастазами. Я больше не принимаю «Нексавар».
— Мне жаль, — ответила Мина.
Некоторое время они ехали молча.
— Я должен сделать для Яне все, что в моих силах, — сказал вдруг Кеннет. — Это единственное, что мне осталось в жизни — дать Яне все, что ей нужно.
— Хорошо, — сказала Мина.
Она развернулась, опершись ладонями на сиденье. Разговор становился уж слишком личным. Что-то прилипло к ее руке — конфетный фантик. Мина попыталась его стряхнуть, но он словно присосался к ее пальцам. К горлу уже поднималась тошнота. Наконец Мина освободилась от бумажки и посмотрела в окно.
— Ты пропустил поворот. — Она показала рукой назад.
Но Кеннет, вместо того чтобы притормозить, прибавил скорость.
— Ты пропустил поворот. — Мина повернулась к нему и нахмурила брови.
Кеннет не отвечал и только жал на педаль газа. Спидометр показывал почти сто пятьдесят километров в час.
— Что ты делаешь? — Мина выпучила глаза.
Наконец Кеннет повернулся к ней и спокойно ответил:
— Ты должна побывать у меня дома.
И снова сосредоточился на дороге. Мина заерзала на сиденье и достала телефон, который Кеннет выхватил у нее из рук и выбросил в окно, прежде чем она успела отреагировать. В этот момент Мина поняла, что совершила ошибку.
Непростительную ошибку.
Квибилле, 1982 год
Брат влез на диван с ногами и плакал, уткнувшись лицом в колени. Его рубашка и диванная подушка были мокрыми от слез. Слов его Яне почти не разбирала.
— Она залезла в ящик, — всхлипывал он. — Я повесил замок, а потом вспомнил, что забыл взять плащ. Тот, который ты мне сшила. Я побежал в дом. Потом захотел есть. Съел три бутерброда, с ломтиком сыра и половиной ломтика ветчины на каждом, и выпил…
