— Ты что, не понимаешь, что менталист обвел нас вокруг пальца? Я с самого начала говорил, что его нужно упрятать за решетку. Если б вы только меня послушали, ничего этого не было бы. Вспомни об этом, когда мы найдем его следующую жертву.
Педер и эта женщина из аналитического отдела, Сара-какая-то-там, вышли из машины. Похоже, Педеру все-таки пришлось спихнуть тройняшек Анетте. Несмотря на день рождения.
Когда Рубен в последний раз видел Сару, она смотрела на него как на стенку. Он понятия не имел, чем заслужил такое обращение, и не мог припомнить, чтобы они когда-нибудь виделись раньше. С другой стороны, это не слишком удивляло Рубена. Полные дамы всегда его недолюбливали.
— Мы имеем хоть какое-нибудь представление о том, где сейчас Винсент? — спросил Рубен Педера.
— Точно неизвестно, — ответил тот. — Звонок локализуется по ближайшей базовой станции, в данном случае это станция на Греддё в архипелаге Норртелье. Мы исходим из того, что Винсент где-то там. Проблема в том, что станции в шхерах покрывают бо́льшую территорию, чем городские. Если в городе мы могли бы локализовать звонок с точностью до улицы, то здесь нам предоставляется на выбор довольно много островов — Чёкьё, Эдсгарн, Линдё…
— Линдё? — перебил его Рубен. — Я был там на норковой ферме.
Он посмотрел в глаза сначала Саре, потом Педеру.
— Я точно знаю, где менталист.
* * *
Вода достигла верхней кромки ботинок, промочила носки. Сейчас не время думать об этой воде. Думай о той, которая через пять минут заполнит весь бак. Прямоугольный ящик с шестью гранями, если считать верх и низ, слишком тесный, где сейчас не должно быть ни тебя, ни Мины.
Он должен помочь Мине.
Четыре и шесть — десять, то есть ноль, мужчина и женщина, он и Мина. И они — математическая функция этого водяного бака, который Винсенту предстоит взломать. Пять минут на заполнение. Пятое колесо. На каждой руке по пять пальцев. Между двумя вращающимися друг вокруг друга небесными телами пять точек, в которых предмет может удерживаться в идеальном равновесии в поле гравитации, потому что с одинаковой силой притягивается и к одному, и к другому телу и поэтому остается неподвижным.
Два тела, он и Мина. В состоянии идеального баланса друг с другом, до тех пор, пока их только двое.
Мина сидела, и поэтому у нее промокла не только обувь, но и брюки, и ноги. Винсент наморщил лоб и пробормотал, не открывая глаз:
— Мина, ты должна проснуться.
Потом согнул колени, все еще с прямой спиной, потому что теснота не позволяла опуститься на пол иначе. Попытался положить руки Мины себе на плечи, чтобы поднять ее, но не смог их ухватить. В любом случае встать им обоим в этом ящике не получится, как бы плотно они друг к другу ни прижимались. Один должен оставаться на полу, чтобы другой стоял.
Кто-то уйдет под воду первым.
В этот момент Мина глубоко вздохнула и открыла глаза. В них был шок.
— Винсент, что происходит, почему мы…
Она попыталась посмотреть на него, стукнулась затылком о стекло и вскрикнула.
— Четыре стеклянные стенки, — продолжал Винсент вслух, не в силах остановиться. — Замкнутое пространство. Четвертая буква алфавита — d, последняя — ö, «dö» — умирать.
Похоже, его мозг пребывал в свободном падении, и мысли лихорадочно ударялись о стенки черепной коробки, запертые, как и он сам, который всю жизнь всего-то следовал инструкциям. И это не его ошибка, ему было всего семь лет…
— Винсент! — закричала Мина и ударила его по ноге. — Прекрати!
— Прости, — сказал он. — Прости за все.
* * *
Яне смотрит куда-то поверх воды и шхер, пока Кеннет катит ее по тропинке за норковой фермой. Все-таки красивый у них остров, особенно сегодня.
Она благодарна Кеннету. Яне не может сказать, что ее жизнь удалась, но с Кеннетом получилось хотя бы под конец наполнить ее смыслом.
Он совсем не обязан заботиться о ней, но он ее понял. Может, потому, что сам был так близок к краху, когда они встретились. Это Кеннет помог ей если не встать на ноги в прямом смысле, то, по крайней мере, обрести себя. И это самое высокое проявление любви из всех возможных.
Они спускаются к мосту, и Кеннет останавливается. Вода мирно плещется у деревянных столбов, поддерживающих мост, где-то вдали перекликаются чайки. Кеннет кладет руку ей на плечо, нежно поглаживает, глядя поверх моря.
— Скоро все прояснится, — говорит он.
— Я знаю, — отвечает Яне. — Спасибо. Без тебя все это просто продолжалось бы.
Им не нужно много говорить. Кеннету нет необходимости спрашивать, чего она на самом деле хочет. Они давно через это прошли, и Кеннет перестал задавать подобные вопросы. Просто потому, что выбора у них давно уже нет.
Он достает скотч, оборачивает ленту вокруг своей левой руки и подлокотника инвалидного кресла. Оборот за оборотом — важно, чтобы было надежно. Яне помогает ему проделать то же с правой рукой и только после этого решается поднять на него глаза. Но Кеннет не смотрит на Яне, его взгляд по-прежнему устремлен вдаль. Он где-то там, с чайками.
Он катит кресло по мосту. Сначала медленно, так что доски стучат под колесами. Потом увеличивает скорость, тем стремительней, чем дальше они отъезжают от берега. Яне держится за подлокотники, чтобы не упасть. Достигнув края моста, Кеннет не останавливается, а совершает прыжок, так что кресло на несколько секунд зависает в воздухе.
Квибилле, 1982 год
— Винсент? Твой потайной выход не работает.
Она давит на дверцу, но та недвижима, как стена. Может, это делается не так, а под другим углом? Все это не так просто проверить, если весишь вдвое больше, чем нужно. Нужно быть тоненькой, как тростинка, и такой же гибкой, чтобы работать ассистенткой иллюзиониста.
— Винсент, куда ты запропастился?
Она пытается надавить на люк, но тот сидит так же крепко.
Конечно, ведь Винсент наверняка навесил на него замок. Он сказал, что должен отойти и взять что-то в доме. Похоже, еще один сюрприз для нее… Это все объясняет. Винсент должен быть уверен, что она не откроет ящик и не отправится в дом следом за ним.
Шутка вполне в его стиле. В любой момент крышка может открыться, и Винсент набросит на ассистентку новый цирковой костюм с блестками. Или что-нибудь в этом роде. И ей нужно будет постараться не ругать его слишком сильно.
Но он и в самом деле задерживается. Особенно с учетом того, как неудобно сидеть скорчившись в ящике. Она уже жалеет, что пошла у сына на поводу. Как бы то ни было, хорошей взбучки ему не миновать.
Потом она слышит какие-то звуки, голоса. Но не в хлеву, а снаружи. Слышит Винсента, и он не один. Голосов становится больше. Девчонки, и Винсент с ними. Они смеются и как будто подтрунивают друг над другом.
