— Надеюсь, что и в этом случае он зацепится за что-нибудь выпадающее из обычной картины, — продолжала Мина. — Что-нибудь такое, что происходило там всегда, но только не в этот раз… Ну, или не знаю. Это именно то, что считается его главным талантом. Кристер разглядит бабочку там, где другие видят обыкновенное чернильное пятно.
Винсент кивнул:
— Два этажа, говоришь?
Он улыбнулся с вызовом, а потом вдруг вскочил, помчался по лестнице и скрылся из вида за следующим пролетом. С его физической подготовкой все было в порядке. Винсент всего лишь хотел заставить ее опуститься на ступеньку, и у него это получилось.
— Винсент?
Тишина. Мина вздохнула, запустила руки в карманы и… нащупала в одном из них прямоугольный предмет. Кошелек!
Она совсем забыла, что уже взяла его раньше, и теперь не оставалось ничего другого, как только дожидаться возвращения Винсента. Мина подняла глаза на убегающий вверх лестничный пролет и улыбнулась сама себе.
* * *
Небольшой таунхаус в уппландском Весбю напомнил Кристеру дом его матери. Та же безупречная чистота, повсюду уютные безделушки, шторы тщательно отутюжены, и нигде ни пылинки. В гостиной громко тикают часы. Два потертых кресла и диван, выглядящий так, будто на нем еще никто не сидел; похоже, он слишком хорош для этого. У матери был такой же, только зеленый с лиловыми цветами. В солнечные дни она накрывала его простыней, чтобы обивка не выцвела.
— Хотите кофе?
Мэрта, мать жертвы, смотрела на него почти умоляюще. Кристер не любил кофе, после которого чувствовал себя слишком возбужденным. Ясность мысли, которая появлялась в голове после этого, тоже его раздражала. Куда как спокойнее весь день пребывать в полусонном рассеянном состоянии. Но Кристер знал, что кофе иногда нужен на работе. К примеру, люди чувствуют себя увереннее даже в присутствии полицейского, если беседа ведется за чашкой свежесваренного дымящегося напитка. В такой обстановке их легче разговорить. В конце концов, можно только пригубить для вида. А если совсем повезет, хозяйка предложит и чего-нибудь сладенького.
— Спасибо, с удовольствием, — ответил Кристер и оглядел кухню.
Гуннар уже сидел за столом, опустив глаза. Он как будто был не здесь — то, что Кристер не раз наблюдал у родственников убитых. Первая фаза, когда случившееся еще не вполне осело в сознании, зависнув на границе реальности. Требуется время, чтобы освоиться с этим.
Здесь все дышало уютом — именно этим словом, пожалуй, лучше всего описывалась суть того, что видел Кристер. Гардины с узором из брусничек, гармонирующая с ними по цвету скатерть. На подоконнике бегонии. Веточка в вазе как напоминание о Вербной неделе. На стене рисунок тушью в рамочке. Сокол, похоже.
— Величественная птица, — Кристер кивнул на рисунок.
Тишина в комнате уже давила, но он не хотел начинать разговор без Мэрты.
— Сокол-пилигрим, он же сапсан, — глухо ответил Гуннар и поднял глаза на рисунок. — Пейзажи Халланда непредставимы без этой птицы. Пилигрим — король среди соколов, чтобы вы знали. Развивает скорость до трехсот двадцати километров в час. Он — самый быстрый в животном мире. И фантастический охотник. Видит голубя на расстоянии восьми километров.
— Вы разбираетесь в птицах? — без энтузиазма спросил Кристер.
Чем он мог заинтересовать орнитолога-любителя? Кристер вообще был равнодушен к животным. Все, что были в его жизни, либо умирали, либо пропадали. Когда он был маленьким, дядя подарил ему котенка, к которому Кристер быстро привязался. Но однажды, вернувшись из школы, не нашел своего любимца в доме. Мама объяснила, что, должно быть, уходя, он оставил дверь открытой и котенок убежал. Кристер проплакал больше месяца. Спустя два года у него появился кролик, но и его постигла та же участь. С тех пор у Кристера вошло в привычку проверять на выходе из дома, хорошо ли закрыта дверь. И еще он понял, что не стоит ни к кому привязываться, ни к людям, ни к животным.
— Я, можно сказать, неофициальный профессор по птицам, — с довольным видом объяснил Гуннар. — Это давнее увлечение. Я повидал представителей четырехсот тридцати двух видов птиц из тех, что водятся в Швеции. И все потому, что шел по стопам великого сконца Бертиля Свенсона, который повидал четыреста пятьдесят девять видов.
— А сколько их всего в Швеции? — удивился Кристер, который никогда не понимал удовольствия днями напролет бродить по лесу с фотоаппаратом на шее.
— Пятьсот семь, — ответил Гуннар и замолчал.
Кристер почувствовал облегчение. Он совсем не был уверен, что сможет долго поддерживать эту беседу о птицах. Тут подошла Мэрта, поставила на стол кофе и вазочку с овсяным печеньем и села рядом с мужем.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов о Туве, — осторожно начал Кристер. — Собственно, почему именно вы заявили о ее пропаже, а не родители?
Мэрта бросила усталый взгляд на мужа.
— Родители Тувы, наша дочь Малин и ее муж Карл, купили маленький домик во Франции и переехали туда, как только Туве исполнилось шестнадцать, то есть когда она стала более-менее самостоятельной. — Мэрта фыркнула. — Молодежь — чего вы хотите… Они так ни разу и не приехали ее навестить. Тува осталась совсем одна. А папа Линуса исчез сразу после того, как тот родился. Туве не везло с мужчинами, но у нее был Линус, такой замечательный… И мы. Она знала, что мы всегда есть и у нее, и у Линуса. И всегда сделаем для них всё, что в наших силах.
Мэрта поправила вербу в вазе, а Кристер кивнул и сделал запись в блокноте.
— Я хотел бы больше узнать о папе Линуса и контакты ее родителей. Но сначала, почему вы сообщили о ее пропаже так поздно? Это связано с каким-то путешествием?
Взгляд Гуннара стал тверже.
— Тува боролась за охрану окружающей среды, — ответил он.
— Что-то вроде сидячих пикетов на перекрестках? — Кристер не смог скрыть свое разочарование.
— «Гринпис», — резким голосом ответила Мэрта.
— Ах да… Старая школа. — Кристер поднял брови. — Не знал, что кто-то до сих пор этим занимается. Бойкотирование китобойного промысла и все такое?
— И все такое. — Мэрта сердито кивнула. — Тува много этим занималась. Похоже, это у нее от нас. — Она похлопала Гуннара по руке: — Мы ведь были еще те активисты, пока не состарились.
Кристер попробовал представить себе эту пожилую пару осаждающей норвежскую буровую платформу в бушующем море за полвека до того, как в круг их интересов прочно вошли сапсаны и вербовые веточки. К удивлению Кристера, это ему удалось. Ведь Гуннар и Мэрта только на первый взгляд были такими беззащитными. Под их хрупкими оболочками горел огонь.
Само по себе это, конечно, нисколько не доказывало, что такая активность имеет объективный смысл. В конце концов, все мы когда-нибудь умрем. Льды растают, озоновый слой истончится. Смертельный вирус распространится на всю планету из какого-нибудь грязного продуктового рынка в Китае. Земля погрузится на дно океана, и здесь вряд ли получится что-нибудь изменить.
