— Как поживает твой профиль? — спросила она, когда голоса на заднем фоне стихли. — Рубен был прав?
Винсент до сих пор размышлял над тем, что видел во время короткого посещения «Фаб Фики». Сквозь стену, отделявшую его кабинет от гостиной, доносился звонкий голос Тони Ирвинга, что-то об идеальном слоуфоксе. Похоже, Мария еще прибавила звук, после того как Винсент вышел из комнаты. И теперь он будет обезглавлен, по крайней мере, оглушен, если войдет к ней снова.
Но это уже следующая проблема.
— Лично у меня сложилось впечатление, что Даниэль что-то скрывает, — сказал Винсент, — но не более того. И он может впасть в агрессию, если на него надавить посильнее. Но пока я не вижу в нем признаков подавленной злобы. Ни сарказма, ни вздохов посреди разговора, которые могли бы свидетельствовать о цинизме, ни активировавшейся orbicularis oculi…
— Орби… что? — перебила его Мина.
— В общем, это о блуждающем взгляде, чего я у него действительно не наблюдал. Стресс, которому мы его подвергли, мог вылиться в дрожание рук или тик лицевых мышц, но ничего такого не было. С другой стороны, стоит ли делать далеко идущие выводы на основании одной-единственной встречи? То, что Даниэль не был агрессивен с нами, вовсе не означает, что он не станет таковым в другой ситуации. Но, как я уже говорил, наш убийца — личность противоречивая. Он демонстрирует не только дикую, звериную агрессию, но и способность к холодному расчету. Насколько это свойственно Даниэлю?
Мина выругалась.
— Судя по всему, нам в любом случае имеет смысл его задержать, — сказала она. — Даниэль либо виновен, либо нет и тогда нуждается в защите от партии «Шведское будущее». Папа Агнес там видная шишка, и он разозлен. Как публичное лицо Йеспер, конечно, не станет предпринимать ничего, что могло бы иметь для него неприятные последствия. Просто попросит кого-нибудь выложить фотографию Даниэля на странице партии в «Фейсбуке» с призывом «принять наконец верное решение». Сколько раз такое случалось раньше…
Винсент застонал и еще раз покрутился на стуле.
— «Шведское будущее» — те еще рождественские гномы, — сказал он. — Так уж обязательно впутывать их в это?
— Рождественские гномы? — переспросила Мина. — Странное получилось бы Рождество… Хорошо, Винсент. Спасибо и до скорого.
Она дала отбой. Винсент продолжил сидеть с телефоном в руке, собираясь с духом перед тем, как выйти к Марии. Музыкальная программа, к счастью, закончилась. Теперь ведущий выпуска «Новостей» подводил итоги дня. Винсент посмотрел на мобильный, словно пытаясь еще раз вызвать на дисплее имя Мины, тяжело вздохнул и вышел в гостиную.
— Я все слышала, — сердито сообщила Мария. — Ты занимался сексом по телефону в соседней комнате. Как это омерзительно!
Винсент посмотрел на жену. В голове у него крутилось множество язвительных ответов, но ни один так и не оформился в законченную фразу. И все они в равной степени угрожали окончательно расстроить их супружеские отношения. В конце концов, Винсент ничего не сказал. Только загрустил при мысли о том, до чего они оба дошли.
* * *
Даниэль не выходил из квартиры в Мэрсте сколько это было возможно, но теперь у него закончилась еда. И туалетная бумага. Да и вообще, сколько можно обходиться без свежего воздуха?
Даниэль задержался у зеркала в ванной. Поскольку борода на его лице росла клочками, он предпочитал бриться. И никакой щетины а‐ля Зак Эфрон
[18]. Теперь же неаккуратные клочки на щеках становились все более заметны. Волосы, обычно оставлявшие впечатление живописного беспорядка, но на самом деле тщательно уложенные, липли к голове, потому что не мылись без малого неделю. Под белой шевелюрой уже темнели отросшие корни.
В общем, выглядел Даниэль, что и говорить, неважно. Эвелин сказала бы, что он похож на бездомного на последней стадии рака, но ее, к счастью, здесь не было. Она всегда умела наступить на самое больное место. Как же он скучал по ней… Наверное, Эвелин порвала бы с ним, как только увидела бы в таком состоянии. Даниэля не удивило бы, если б от него сейчас плохо пахло.
Весь вопрос в том, что они знают. Известно ли полиции, где он сейчас скрывается? Даниэль стал неосторожен. И он солгал им о Туве. То есть не солгал в прямом смысле, но точно не открыл всей правды. Что, конечно, грозит обернуться против него самого. Он уже второй раз подходил к этой грани и больше не имел права на ошибку.
Даниэль еще раз оглядел себя в зеркале. Для начала неплохо бы одеться — он не настолько спятил, чтобы появиться на людях в кальсонах и майке. Даниэль почти не сомневался, что полицейские набросятся на него сразу, как только он выйдет из квартиры. И будут бить. Или же кто-нибудь позвонит 114–14 и сообщит им его местонахождение. И его фотография, конечно, уже красуется на каждом фонарном столбе, начиная от магазина «Иса», и тому имеются веские причины.
Но факт остается фактом — Даниэль боится отсюда выходить. И дальше страх будет только усиливаться. Он в третий раз оглядел себя в зеркале. Провел ладонью по колючей щетине. На майке жирные пятна. Надо бы позвонить Самиру. Тот, конечно, заехал бы с едой и одеждой. Но с Самиром не все так просто. Он как раз подыскивает помещение, где мог бы сбывать свои мешочки. Юсуфу, владельцу квартиры, вряд ли понравится эта идея.
Нет, Самир — не вариант. Даниэль не разговаривал с Эвелин с тех пор, как сбежал. Но он не хотел терять ее. Ничто на свете не стоило такой жертвы.
Итак, Эвелин решила дело. Даниэль не может и дальше оставаться в положении загнанного зверя. Он должен атаковать. Единственный способ избавиться от чудовища — это убить его. Он позвонит в полицию до того, как они приедут за ним. И ему придется быть очень убедительным, чтобы они забыли о нем надолго. Навсегда — это звучало бы слишком оптимистично…
Даниэль взял визитку, заткнутую за раму зеркала, достал мобильник и набрал номер. Он не сразу разобрал, что она ему сказала, потому что от волнения в голове стоял шум.
— Здравствуйте, — ответил Даниэль. — Вы заезжали ко мне на работу поговорить о Туве… Туве Бенгтсон.
Квибилле, 1982 год
Он решил расположиться на полу — тщательно подметенном, — поэтому риск запачкать чертежи был минимальным. Днями напролет мальчик делал расчеты, чертил и перечерчивал снова — и вот наконец все было готово. Он лег на живот, внимательно вглядываясь в каждую деталь в поисках ошибки. Животных в хлеву давно не было, но дощатый пол все еще пах навозом. Яне находила этот запах отвратительным, поэтому не заходила сюда.
А вот мальчику он нравился. Хлев был его, и ничей больше. С некоторых пор мальчик проводил здесь больше времени, чем в большом доме.
В дверь постучали. На пороге стояла Яне и держалась на ручку двери.
— Можно?
