— Я давно с ней познакомился. И потом, мы с Агнес не были близки. Просто вместе снимали квартиру.
— Да, конечно. — Себастьян моргает.
Даниэль хмурится. Это то, чего он не любит. Он не чувствует себя обязанным отсчитываться перед этим человеком и слишком устал быть виноватым. Если это коп, пусть идет своей дорогой. Эвелин там, наверху. И, конечно, приготовила бокал и для него тоже. Зажгла сигарету и мечтает о Париже. Надела полосатую блузку, которая ей так идет, и все ради него. А он до сих пор стоит внизу под дверью.
— Простите, я спешу.
Пальцы тянутся к кнопкам на панели, но мужчина берет Даниэля за плечо и оттаскивает от двери.
— Думаю, одной Агнес тебе хватит, — спокойно говорит он.
Даниэль холодеет всем телом.
* * *
Винсент откидывается на спинку дивана и прикрывает глаза. Он вспоминает, что говорил Даниэль на допросе. В сценических трюках он не разбирается, это ясно. В фокусах тоже. Двойной подъем — прием, когда из колоды берется одновременно две карты, — для него что-то из области группового секса. Винсент тогда с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться.
Даниэль очень беспокоился, что ему не поверят, когда рассказывал о своих отношениях с Агнес и Тувой. С другой стороны, как признать случайностью, что он знал их обеих? Последнее казалось крайне маловероятным. Винсент не мог избавиться от мысли, что за этим что-то стоит.
С другой стороны, из соображений той же статистики «маловероятно» не значит «невозможно». Более того, любой, даже самый неправдоподобный вариант рано или поздно реализуется. И это то, чего люди не понимают, когда просто не могут допустить в своей жизни случайностей. Если они, к примеру, встречают на улице старого знакомого, которого не видели много лет и за минуту до того вспоминали, то непременно ищут в этом совпадении что-то еще.
Винсент вздохнул. Если количество людей, которых человек встречает за день, коррелирует с количеством мыслей, которые он успевает передумать, то существует ненулевая вероятность того, что эти прямые когда-нибудь пересекутся. Конечно, она реализуется в жизни не каждого человека, но таких более чем достаточно. То есть это событие вполне вероятно. Ничто в позе или выражении лица Даниэля не говорило о том, что он лжет.
Винсент открывает глаза. Таким образом вряд ли удастся вспомнить то, что ему нужно. Тут придется обращаться к отделам памяти за пределами контролируемой сознанием зоны. К воспоминаниям, которых там может вовсе не оказаться.
И Винсенту известен один-единственный способ, как можно это сделать, — самогипноз.
Он поднимается и запирает дверь, чтобы случайно не напугать уборщицу — ради Умберто. Потом ложится на пол и смотрит в потолок. Обычно Винсент использует самогипноз, чтобы уснуть, когда Мария читает при слишком ярком свете. Но на этот раз он не должен спать. Скорее, ему нужен трамплин в подсознательное. Винсент озирается, фиксируя впечатления органов чувств.
— Стул красный, ножки металлические, — бормочет он. — Гардины в цветочек — ужасные. Скамейка синяя, ДВП. Вентилятор гудит. Снаружи шумят машины, урчит холодильная камера. Ковер подо мной мягкий, пол твердый. Температура… тепло.
Винсент закрывает глаза.
* * *
Мужчина по имени Себастьян снова смеется. Вполне дружелюбно, что совсем не согласуется с его действиями.
— Агнес сама во всем виновата, — говорит он. — Разве ее заботила расовая чистота? Она — шлак, мусор, от которого стоило избавиться. То есть ты оказал нам услугу, парень. Интересно, на что она запала? Неужели на твой сирийский член?
Себастьян раздраженно щупает у Даниэля между ног.
Тот пытается сбросить его руку, но у Себастьяна железная хватка. И в горле у Даниэля сухо, как в пустыне. Он не может отвечать, даже если б и хотел.
— На тот самый, которым ты хочешь замарать еще одну шведку? — продолжает Себастьян. — Не думаю, что у тебя это получится, Даниэль, или как там это звучит на твоем чертовом языке…
Он отталкивает Даниэля от двери — от Эвелин и уютного света в ее окне. На какое-то мгновение Даниэль теряет равновесие, но ему удается устоять на ногах. Стоит упасть — и все будет кончено. Окно ее кухни все еще светится в какой-нибудь паре метров над его головой. «Выгляни же, — мысленно уговаривает он Эвелин. — Посмотри, я здесь, внизу».
Четверо мужчин в черных куртках-бомберах выходят из темноты по другую сторону улицы. Буквы SF на рукавах в свете фонаря вспыхивают, как белая молния. Это они, кто отвечает за будущее Швеции. То, чего так боялся Даниэль, почти случилось. Он чувствует это нутром.
«Шведское будущее» — только на первый взгляд политическая партия. На самом деле это отпетые убийцы. Юсуф рассказывал, что они сотворили с его кузеном. Один удар — и ты всю оставшуюся жизнь обречен не расставаться с мочеприемником. Парню было пятнадцать лет, и встретил он всего-то одного расиста. А здесь их пятеро…
И никого на улице, кроме них. Но нужно звать на помощь, пока есть силы.
— Эвелин! — кричит Даниэль. — Позвони в полицию!
Хотя «кричит» — громко сказано. Шансов, что Эвелин услышит его через закрытое окно, почти никаких.
Но и это подобие крика обрывается, когда Себастьян бьет Даниэля по носу, и лицо превращается в сплошную боль. Перед глазами пляшут разноцветные узоры, глаза наполняются слезами. Даниэль ничего не видит и не слышит. Только гул в ушах и боль. Как будто его стукнули молотком по голове. Дышать невозможно. Кровь из разбитого носа наполняет рот и течет по горлу.
Даниэля шатает из стороны в сторону. Главное — не падать, что бы они ни делали. Даниэль моргает и видит, что мужчины идут на него, и у каждого в руке что-то вроде железной трубы.
— Полицейские отпустили тебя, как мы слышали, — говорит Себастьян и утирает кровь с лица Даниэля носовым платком. — Не беспокойся, нам не впервой убирать за ними.
* * *
И Винсент погружается в воспоминания. Он снова в комнате допросов. Обычно мозг рассортировывает информацию, получаемую от органов чувств, но сейчас все одинаково важно. Винсента захлестывает волна красок, звуков и тактильных ощущений. Это цунами грозит накрыть его с головой, но нужно присматриваться, сверять, анализировать. Отыскивать то, что каким-то образом выпадает из общего ряда.
Слова Даниэля, Винсент фокусируется прежде всего на них. Особенно на том, на что раньше не обращал внимания.
Это Агнес была связующим звеном между мной и Тувой.
Нет, не то.
Отец Агнес — расист, если вы не знали.
Нет, это все еще часть осознанной памяти. Винсенту нужна трещинка, лазейка, чтобы проникнуть глубже.
Конечно, и у нас бывают и агрессивные, и навязчивые посетители… большинство тех, кто навещает нас регулярно, используют кафе как офис или гостиную.
