Спустя полтора часа Педер был дома. Из-за непредвиденной задержки он оказался на дороге в самый разгар часа пик и вернулся домой позже обычного. Боссе храпел на заднем сиденье, но вскочил, озираясь с любопытством, стоило Педеру въехать в ворота и остановить машину.
Когда же дверца открылась, пес пулей вылетел на свободу. Педер едва успел ухватить поводок. И в этот момент ему впервые пришло в голову, что приютить Боссе была не лучшая его идея. Что подтвердилось, когда, открыв входную дверь, он услышал голос Анетты, пробивающийся сквозь шум воды в душе.
— Я больше так не выдержу, должна тебя предупредить. За весь день не удалось прилечь ни на миг. Они ведь и спали-то каждый с минуту, но не одновременно, в том-то и дело. И ночью не сомкнула глаз тоже. Понимаю, что должна была тебя разбудить, но это вряд ли мне помогло бы, а ты проспишь и Третью мировую… И вот примерно на двадцатом часу моего бодрствования Молли срыгнула на Мейю, и как только я привела в порядок их обеих, Майкен умудрилась обделаться мимо памперса, и я тут же была вынуждена заняться ею. И вот сидела с ней на руках, с этим чертовым ребенком, как какая-нибудь звездная мама с глянцевой обложки. Да, именно так это должно было выглядеть, когда я потягивала латте и жевала печенье с чиа. И ничто больше не напоминало ни о рвоте, ни о какашках. Но должна предупредить: если сегодня что-нибудь пойдет не так, я брошусь с моста Вестербрун, слышишь ты, Педер? Еще одна приятная неожиданность — и я прыгаю.
Боссе рвался с поводка, но Педер потянул его за собой, быстро вышел и осторожно прикрыл входную дверь. Потом вытащил мобильник и отправил Анетте сообщение, что его срочно вызвали на работу. Кликнул на записную книжку, проверил адрес.
На какой-то момент он подумывал позвонить, но в итоге сунул мобильник обратно в карман.
Уж лучше так, без предупреждения.
* * *
Из-за двери Беньямина доносилась приглушенная, но в высшей степени странная музыка.
Винсент хотел постучаться, да так и замер с поднятой рукой. Он пытался вникнуть в то, что слышал, чтобы было с чего начать разговор с сыном. Ни в коей мере Винсент не претендовал на роль «клевого папы», никогда не питал таких амбиций. Он вообще с трудом понимал людей, которые вечно что-то кому-то доказывают, тем более собственным детям. Но говорить о серьезных вещах проще, когда понимание уже достигнуто на другом, пусть даже не таком глубоком уровне.
Кроме того, музыкальные интересы подростка — тоже своего рода вызов. Возможность нового опыта, который Винсент не получил бы иначе. Новые, неожиданные впечатления — лучший способ поддерживать мозг в тонусе. Странно, что люди этого не понимают, поэтому и занимаются всю жизнь одним и тем же и при этом довольны и собой, и жизнью. Вот что всегда удивляло Винсента.
Он приложил ухо к двери и вдруг понял, что думает о музыке Беньямина. Не то чтобы это было совсем плохо, но не хватало контекста. И первое, что приходило в голову на эту тему, был цирк. Что-то вроде циркового оркестра, но состоящего из одних брутальных мужчин с окровавленными топорами. Цирк убийц. Воображение, прежде чем Винсент успел с ним совладать, уже рисовало, как все это могло бы выглядеть, на афишах и на манеже. Как это звучит, Винсент уже знал. Он постучал в дверь шесть раз — три раза по два удара. Ощущение древесины на костяшках пальцев вернуло его к реальности. Не дождавшись ответа изнутри, Винсент открыл дверь и вошел, бросив быстрый взгляд на стационарный компьютер Беньямина. Там, на интернет-ресурсе «Спотифай» выступала группа «Тайгер лиллиз» — трое бледных мужчин с темными демоническими кругами вокруг глаз и в балахонах мертвенно-сливового оттенка делали страшные глаза под холодящие кровь завывания. Винсент почти не ошибся.
Беньямин лежал на кровати с ноутбуком на животе и наушниками в ушах и слушал лекцию на «Ютьюбе». Так что, похоже, «Лилии» распинались впустую. Отца он заметил не раньше, чем когда тот присел на край кровати. Беньямин остановил запись и поднял глаза.
— Что смотришь? — спросил Винсент.
— Суперинтересно. Представь себе группу воинов, которых захватили в плен враги. Несчастным грозит жестокая казнь, и они решились на коллективное самоубийство, потому что самоубийство индивидуальное для них невозможно из религиозных соображений.
— Что с тобой, Беньямин? Я уже за тебя беспокоюсь.
— Это всего лишь задача по математике, — сын вздохнул. — Все это вполне могло происходить в действительности. Скажем, если б речь шла об иудеях и римских легионерах. Так вот, представь себе, что эти пленные воины сели в круг и договорились, что каждый убивает соседа слева. То есть номер один убьет сидящего от него по левую руку, далее номер два убьет того, кто сидит слева от него и так далее. В конце концов, выживет только один. Какое место должен занять тот, кто хочет выжить? Каким по счету от первого номера он должен сесть?
— И ты не можешь справиться с такой простой задачей? — удивился Винсент. — Хотя она по-своему интересна. Она решается с ходу, если число воинов можно представить в виде «два в степени n», то есть если оно является какой-то степенью двойки — четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два и так далее. В этом случае всегда будет выживать номер первый, то есть тот, с кого началась цепочка убийств. Поэтому тому, кто хочет остаться в живых, для начала нужно посчитать число сидящих в кругу и вычесть из него наибольшее число, являющееся степенью двойки. Скажем, воинов девятнадцать. Наибольшая степень двойки, содержащаяся в этом числе, — шестнадцать. Вычитаем из девятнадцати шестнадцать, получаем три. Далее тройку нужно удвоить, потому что воины умирают через одного, и прибавить номер того, с которого все начинается, то есть единицу. Три умножаем на два, получаем шесть. Шесть плюс один — семь. То есть желающий выжить должен сесть седьмым, считая от того, кто начинает.
Беньямин пожал плечами. Винсент был несколько разочарован, что сын не впечатлился его изящным решением, но, с учетом того, что речь шла о подростке, одно то, что Беньямин не уснул, можно было считать комплиментом.
— Кстати, об убийствах, — сказал сын. — Как обстоят дела с Кровавым Гудини? Продвинулись хоть немного?
— Будь любезен, не называй его так. — Винсент залез на кровать с ногами и прислонился к стене. — Он и в самом деле страшно далек от иллюзионного искусства. А в расследовании магии — еще меньше. Только мне удалось выйти на что-то конкретное, как все опять застопорилось.
— Что случилось?
— Он умер.
Винсент видел, как побледнел Беньямин. Мальчик закрыл крышку ноутбука и подсел к отцу.
— Я пытался достучаться до Сайнса, — продолжал Винсент, — но он не отвечает ни по телефону, ни по мейлу. Знаю, что у него есть привычка закрываться в капсуле во время работы над серьезным проектом, и мне не остается ничего другого, как только ждать. Если буду ему надоедать, он вообще не захочет иметь со мной дела. А ящики — это единственное, что мы имеем на сегодняшний день. Хотя я по-прежнему уверен, что в дате и времени убийства заключено некое сообщение. Если б это не было для него так важно, зачем бы он оставлял нам разбитые часы? И даже позвонил, чтобы сообщить дату смерти Роберта, хотя и рисковал… Нет, здесь определенно есть что-то, чего мы не видим.
