Она кивнула бармену и показала на пустые бокалы, которые тотчас были заменены на полные.
— У вас есть миндаль или что-нибудь, что можно съесть? — спросил Винсент.
Бармен кивнул и минуту спустя вернулся с чашкой теплого миндаля, которую поставил перед Винсентом. Маловато, конечно, для обеда, но хоть что-то.
Винсент прикусил кулак. Жжение алкоголя в желудке поутихло.
Тут засигналил телефон Ульрики.
— Опаздывают, — сказала она, взглянув на сообщение. — Так что пока пообщаемся.
Винсент покосился на часы. Оставалось каких-нибудь 840 секунд.
— Смотри на это как на вечер без детей. Только взрослая компания, — добавила она. — Ты этим не избалован, ведь так?
Винсент кивнул. Ульрика была права. Разумно из любой ситуации извлекать выгоду для себя. Он только ждал, когда они наконец вплотную займутся проблемами дочери.
По мере приближения вечера бар заполнялся. Становилось тесновато.
Ульрика продолжала заказывать напитки. Расстояние между ней и Винсентом постепенно уменьшалось, так что скоро они сидели плечом к плечу. Он больше не видел ее лица. А если бы повернул голову, оно оказалось бы в каких-нибудь десяти сантиметрах. Слишком близко. Его личная норма требовала не меньше полуметра дистанции, что было невозможно в такой тесноте. Винсент взял третью чашку миндаля и положил в рот несколько штук.
— Винсент, Винсент…
Она произнесла его имя, нечетко выговаривая первый звук, как будто язык уже заплетался, и улыбнулась бармену, поставившему перед ней бокал кавы и виски перед Винсентом. Эта была третья перемена после джина с тоником.
— Что с тобой? — Ульрика прижалась к нему плечом.
— Что со мной? — Он вздохнул. — Я не знаю, Ульрика. А с тобой что? Сидишь здесь как какая-нибудь идеальная во всех отношениях кукла и знать никого не желаешь, кроме себя… Неужели ты всегда была такой?
— Ты считаешь меня идеальной?
Винсент скосил глаза. Она как будто улыбалась. Близость мешала разглядеть точнее. Не говоря о проблемах со зрением того же рода, что у Ульрики с речью.
— Оставь, пожалуйста, — ответил он. — Ты и сама знаешь, что красива. Проблема не в этом, а в том…
Ульрика приблизилась еще, согревая его ухо своим дыханием.
— Ты ведь хочешь поцеловать меня? — спросила она.
— Какого черта! — Винсент всплеснул руками, насколько это было возможно в такой тесноте.
— Вот именно это я и имела в виду, — продолжала она. — Ты невозможен.
Винсент допил виски и поставил свой пустой бокал рядом с ее. Когда она успела прикончить свою каву, он так и не понял. Он-то думал, что они выпили вместе. Выходит, ошибся. Хорошо, что он все-таки не теряет бдительности.
— Когда вы с Марией в последний раз занимались сексом? — спросила она, все еще дыша ему в ухо. — Не помнишь, сколько месяцев тому назад?
Винсент не собирался клевать на эту приманку. Не хотел давать Ульрике повода начать рассказ о своей бурной сексуальной жизни. Как будто ежедневный секс, пусть даже в продолжение часа, снимает все остальные проблемы.
— У самой-то как с этим? — тем не менее спросил он. — Не слышал, чтобы у тебя кто-то появился. Думаешь и сегодня подцепить кого-нибудь ближе к закрытию бара?
— А кто виноват?
Она опрокинула в рот сразу половину нового бокала — Винсент не заметил, когда его принесли.
Разумней всего было бы не развивать этой темы. Винсент смотрел перед собой сквозь стеклянную стену ресторана. Из «Гондолы» открывался роскошный вид на город. Винсент любил смотреть на ночной Стокгольм, особенно из окна самолета. Возвращаясь после очередного выступления, пытался угадать, над какой частью города пролетает, по конфигурации световых точек внизу. Он знал, что сейчас смотрит на Шеппсхольмен и Юргорден, но картинка не складывалась. Ночные огоньки так и плясали перед глазами.
Винсент был слишком пьян и держал пустой бокал в руке. Разве в него не доливали? В таком случае кто-то, должно быть, осушил его за Винсента. Сам он не помнил, чтобы пил его, хотя танцующие перед глазами огоньки и говорили об обратном.
Ему и в самом деле не следовало пренебрегать обедом.
— Ну, и что мы будем делать? — спросил Винсент, не отрывая взгляда от летней ночи.
Ему не без усилий удавалось правильно выговаривать слова, и все-таки выходило не так, как хотелось.
— Ты имеешь в виду с Ребеккой? — спросила Ульрика. — Или со мной?
Ну конечно, он имел в виду Ребекку. Хотя сегодня все получалось как-то неоднозначно. Теперь Винсент просто не решался раскрыть рта, из которого могло вырваться что угодно.
— Ты слишком самонадеян, Винсент, — сказала Ульрика. — Неужели думаешь, что я до сих пор хочу тебя?
— То же я мог бы сказать и о тебе. — Винсент поднял пустой бокал, как будто пил за ее здоровье. — Извини, мне нужно в туалет.
Когда он поднялся с барного стула, все вокруг кружилось, как на карусели. Проклятье…
Он и в самом деле порядком нализался. Только что теперь толку сожалеть… Этим он займется завтра утром, а сейчас лучше сосредоточиться на том, как бы дойти до туалета, чтобы не выглядеть со стороны слишком жалко. Если повезет, его никто не узнает. А потом — такси и домой. Разговор о Ребекке они продолжат как-нибудь в следующий раз. И нужно срочно что-нибудь съесть, пока все окончательно не слетело с катушек.
Винсент вломился в туалет, встал у раковины и открыл кран. Когда вода стала достаточно холодной, плеснул себе в лицо. Толку немного, разве что слегка намочил рубашку. За его спиной возник кто-то, кто тоже едва держался на ногах.
— Черт с тобой, — сказала Ульрика.
И прежде чем Винсент успел отреагировать, схватила его за воротник и спиной вперед подтащила к двери одной из кабинок. Она прижала свои губы к его, и Винсент ответил на поцелуй. Нащупал языком ее язык; они сцепились, как два голодных зверя. Винсент обеими руками взял ее за волосы и потянул назад. Ульрика слабо застонала.
— Черт с тобой…
Винсент открыл дверь и спиной вперед вломился в кабинку. Ульрика щелкнула замком. Она уже расстегивала его брюки, а он пытался справиться с пуговицами на ее блузке. Но Ульрика отвела его руку.
— Сядь, — велела она, и Винсент тяжело опустился на крышку унитаза со спущенными брюками и трусами.
Она подняла юбку и быстро прижалась к нему. Винсент держал ее за бедра, не давая ни упасть, ни приблизиться вплотную. Он не почувствовал любви — только ярость и отчаяние. Не понял только, злилась ли Ульрика на него или на кого-то другого. Винсент не смотрел вверх, потому что не хотел видеть ее лица. Только бедра. Они разнесли бы здесь все, и оба знали это. Но внезапно Ульрика остановилась. Сильно кашлянула один раз и вышла.
