На триумвира доводы Канидия подействовали. Справедливости ради отметим, что многие из них вовсе не были лишены логики и выглядели вполне убедительно. Без египетских денег, продовольствия и снаряжения армия и флот Антония просто не могли существовать. И, если обиженная царица, отосланная в Александрию, даже не прекратит, а просто сократит свою помощь, то легионы и боевые корабли триумвира Востока окажутся в очень непростом положении. Выжать дополнительные деньги из зависимых царств и восточных провинций было просто невозможно. А надо помнить, что легионеры крайне болезненно относились к невыплатам положенного им жалования. В подобных случаях дело, как правило, заканчивалось открытым бунтом. И таковые в римской армии редкостью вовсе не были. Ряд мятежей случился даже в войсках самого Гая Юлия Цезаря во время его войн
[938]. Всё это понимал Антоний… Потому ценность египетской помощи оставалась для него незаменимой. Но в конечном итоге пребывание Клеопатры при Антонии в римском войске обернулась на пользу Октавиану. Кто знает, желала ли египетская царица полного торжества Антония в гражданской войне? Ведь, победив наследника Цезаря и вступив в Рим, Марк едва ли потом возвратился бы в Александрию. Он стал бы единственным ответственным за всю Римскую державу, и место его было бы на Капитолии. Клеопатра могла вспомнить божественного Юлия, при котором, невзирая на общего сына, в Риме она была никем…
Дальнейшие действия правителя римского Востока выглядят на удивление противоречиво. Прежде всего, он разослал приказ всем зависимым от Рима царям, тетрархам и иным правителям собирать и доставлять в его войско всё необходимое снаряжение. Действие приказа охватило обширнейшую территорию – от Аравии до Меотиды (Азовское море) и от Иллирии до Армении. Это было объявлением мобилизации всех сил всего римского Востока. Так что доблестный Марк здраво оценивал тяжесть предстоящей войны. При этом в самый разгар приготовлений к ней он с Клеопатрой отправился из Эфеса на остров Самос, куда, наверняка к изумлению его боевых соратников, было строго велено прибыть и всем актёрам… Там немедленно начались празднества. Вот их красноречивое описание, данное Плутархом: «Чуть ли не целая вселенная гудела от стонов и рыданий, а в это самое время один-единственный остров много дней подряд оглашался звуками флейт и кифар, театры были полны зрителей, и хоры усердно боролись за первенство. Каждый город посылал быка, чтобы принять участие в торжественных жертвоприношениях, а цари старались превзойти друг друга пышностью приёмов и даров, так что в народе с недоумением говорили: каковы же будут у них победные празднества, если они с таким великолепием празднуют приготовления к войне?!»
[939]
Прямо скажем, не лучший способ боевой подготовки!
[940] Да и символика скверная. Остров Самос, выбранный влюблёнными для вопиюще несвоевременных празднеств, был символом как величайшей удачливости, так и ужасающего конца недавнего счастливца. С 538 по 522 гг. до н. э. там правил тиран Поликрат, полагавший себя счастливейшим на земле. Знаменита рассказанная Геродотом и воспетая Фридрихом Шиллером в балладе «Поликратов перстень» история. Согласно ей, тиран, испытывая свою удачливость, выбросил перстень в море, а он вскоре вернулся к нему в желудке рыбы, доставленной рыбаком к его столу… Но конец Поликрата был страшен: персы коварством его захватили и злосчастный правитель был посажен на кол, а затем его мёртвое тело распяли на кресте. Антоний и Клеопатра могли бы на этом острове задуматься о скоротечности человеческого счастья и об ужасном возмездии тому, кто вообразил себя счастливейшим из смертных.
Впрочем, нельзя сказать, что триумвир совсем уж забыл о делах военных и государственных. Приказы его были действенны, и римский Восток накапливал огромные силы для грядущей войны с Октавианом. Тот, кстати, находился в постоянной тревоге, поскольку готовность его сил была совершенно недостаточна. Тем временем продолжалась пропагандистская война. Она велась не только словесно на площадях и улицах Рима. Здесь можно говорить и о своего рода монументальной пропаганде. Дело в том, что эдилом в столице на 33 г. до н. э. стал ближайший соратник наследника Цезаря Марк Випсаний Агриппа. Любопытно, что, с формальной стороны дела, для него это было как бы понижением. Ведь он уже побывал претором, а выше – только консульская магистратура. Должность эдила была заметно ниже. Суть её – надзор за порядком на улицах и площадях города, водоснабжением, благоустройством, наблюдение за функционированием общественных бань, общественного питания, торговли. Особо в обязанности эдила входила забота о чистоте традиционных культов и состоянии храмов. Культы недозволенные, нравам и традициям римлян противоречившие, подлежали устранению.
Деятельность Агриппы на посту эдила оказалась замечательно успешной и завоевала симпатии римлян. Он был энергичным, добросовестным и прекрасным организатором. Новый эдил осознавал, что его успех должен прямо отразиться на престиже того, кому он с юных лет преданно служит. Агриппа щедро привлекал даже собственные средства на благоустройство столицы. Несомненно, что и сам Октавиан оказывал ему всемерную финансовую поддержку. В Риме восстанавливались храмы и общественные здания, производился необходимый ремонт улиц и площадей, было прекрасно налажено водоснабжение, клоаки канализации расчищены. Общественные бани стали бесплатными. В театрах для зрителей разбрасывались тессеры – жетоны, по которым счастливцы могли бесплатно получать одежду, продукты, небольшие денежные суммы
[941]. Для всего населения города были устроены бесплатные раздачи соли и масла. Не забыл эдил и о защите духовной жизни римлян. По распоряжению Агриппы были изгнаны из города маги и астрологи как чуждые старо-римским обычаям и верованиям, вдобавок, чужеземцы. Астрологи были в основном египтянами и халдеями, маги – иранцами. Всё это способствовало общественному умиротворению и поднимало престиж действующей власти. Октавиан и Агриппа знали, что делали
[942].
Отдадим должное и сторонникам Марка Антония. Они за свой счёт также стали проявлять незаурядную заботу о благополучии города и его общественной жизни
[943]. Азиний Поллион отреставрировал портик Свободы и, как уже указывалось, основал первую в Риме публичную библиотеку. Сосий начал строить новый храм Аполлона. В этом был своего рода вызов Октавиану, считавшего солнечного бога своим личным покровителем
[944]. А Гней Домиций Агенобарб восстановил храм Нептуна. Будучи весьма незаурядным флотоводцем, он, с одной стороны, выразил своё почтение тому, кто посылал ему удачу во многих морских сражениях, с другой стороны, здесь был и вызов – Нептуна-то чтил своим покровителем Секст Помпей
[945].
