Битва при Акциуме – «жалкая авантюра», как назвал её сэр Рональд Сайм
[1004], решила дальнейшую судьбу высшей власти в Римской державе. Её единоличным обладателем стал 32-летний Гай Юлий Цезарь Октавиан. Да, ещё надо было вернуть римский Восток, надо было захватить Египет, ибо царство Птолемеев, неудачно вмешавшись в римскую гражданскую войну, с точки зрения победившей стороны утратило право на независимое существование. Но главное, думается, другое: Октавиан наконец-то мог приступить к обустройству Римской державы в соответствии со своими наверняка к этому времени уже сформировавшимися замыслами
[1005].
Глава VI
На вершине власти. Обустройство Империи
Актийская битва завершила не только противостояние двух главных соискателей высшей единоличной власти в Римской державе. Она стала окончанием длинной череды гражданских войн, начало которым было положено знаменитым переходом Юлия Цезаря через Рубикон. Восемнадцать лет кровавых междоусобиц наконец-то подошли к концу. Октавиан прекрасно понимал значимость происшедшего и неторопливо доводил свой успех до окончательного торжества. Собственно, в спешке надобности и не было. Да, у Антония вроде как и оставались ещё немалые силы: 6 легионов в Египте и Киренаике, 3 легиона в Сирии, 4 легиона в Малой Азии. Но нетрудно было догадаться, что, узнав об обстоятельствах бегства Марка из-под Акциума и о переходе к Октавиану 19-ти легионов – основы армии Востока, эти войска не воспылают жаждой сражаться за того, кто так жалко себя повёл. Что до восточных царей, до поры до времени Антонию служивших, то ведь они были преданы не столько ему лично, сколько признавали покровительство Рима, каковое триумвир на законном основании представлял в азиатских владениях Республики. Ныне Антоний как триумвир был разжалован и побеждён в войне со своим многолетним коллегой. Октавиан же – единственный, кому реально принадлежит власть. Значит, повиновение ему – это и есть повиновение Риму, из какового благоразумные сателлиты выходить не рисковали, что не было предательством, ибо Антоний после Акциума никого не представлял, кроме самого себя. Осознание этого естественным путём обеспечивало Октавиану мирное в целом установление своей власти на всём римском Востоке. Что и произошло.
А пока что победитель неспешно отплыл из Ионического моря в Эгейское для зимовки на острове Самос. Случайный это был выбор, или же Октавиану казалось пребывание там, где недавно его враги беззаботно веселились, напрасно предвкушая будущую победу, ещё одной демонстрацией своего торжества? Кто знает… Впрочем, отдыха на Самосе не получилось. Пришла тревожная весть, что в лучших частях его войска, после Актийской победы отосланных в Италию, начались волнения, едва они оказались в Брундизии. Требования были, можно сказать, традиционными: солдаты желали получить отставку после столь продолжительных ратных трудов и, само собой, достойную награду
[1006]. В денежном выражении, разумеется.
Встревоженный победитель немедленно устремился обратно к берегам родной Италии, невзирая на весьма неблагоприятную в это время погоду на море. Дважды его корабли попадали в жестокие бури, и часть либурнийских галер, сыгравших такую важную роль в победе над флотом Антония, погибла. На корабле самого Октавиана буря сорвала снасти и поломала руль
[1007]. Но, главное, он сумел своевременно прибыть к войскам и за 27 дней удовлетворить все требования своих солдат
[1008]. Волнения легионеров в бунт не переросли. Воины остались довольны, и Октавиан, обеспечив себе прочность тыла, направился на Восток. Не прямым путём через море в Египет, где дожидались решения своих судеб Антоний и Клеопатра, а через Малую Азию в Сирию
[1009]. Такой путь был выбран правильно. Римский Восток должно было обустроить в связи с новыми властными реалиями. Собственно, наследник Цезаря не собирался производить сколь либо значительных перемен в управлении ни в Греции, ни в Малой Азии, ни в Сирии. Его задача была завоевать расположение и тамошних правителей, и местного населения. Потому политика Октавиана здесь была тщательно продуманной и на удивление мягкой. Для начала он подтвердил права и привилегии тех городов, которые получили таковые от Гая Юлия Цезаря. Более того, ряду греческих городов, оказавшихся в бедственном положении, были списаны долги, восстановлены права собственности, доставлялось продовольствие. За это во многих городах Греции и провинции Азия были отчеканены монеты в честь Октавиана с надписями, выражавшими ему благодарность за освобождение
[1010]. Зависимые царства Востока сохранили своё прежнее положение. Правители, своевременно признавшие власть победителя, остались при своей власти. Единственно, были упразднены «александрийские дары» Антония. Пострадали только трое царьков, очевидно, уж больно преданно служивших Антонию: Филопатор, правивший частью Киликии, в одноимённую римскую провинцию не входившей, Ликомед, правитель северной части Каппадокии, примыкавшей к Понту Эвксинскому, и некий Александр – брат царя Эмесы, небольшой области в Сирии. Последний даже понёс жестокое наказание: позже он был проведён в триумфе Октавиана, а затем казнён. Дело в том, что в своё время он был награждён Антонием областью для управления за выдвинутые против наследника Цезаря обвинения
[1011]. Возможно, клеветнические.
Суть политики Октавиана в отношении зависимых от Рима восточных царств образцово проявилась во время его встречи на острове Родос с царём Иудеи Иродом Великим. Тот, представ перед актийским победителем, произнёс длинную речь, в которой не только не пытался скрыть свою дружбу с Антонием, но и подчеркнул, что от неё не отрекается и о ней не жалеет. Но главное, он ныне готов считать Октавиана как преемника Антония на Востоке своим благодетелем и другом
[1012]. Наследник Цезаря вновь увенчал Ирода царским венцом (тот, на всякий случай, предстал перед ним, сняв диадему). И «просил его об одном лишь: быть с ним дружным, как дружен он был раньше с Антонием»
[1013]. Осчастливленный таким образом Ирод удостоился чести сопровождать Октавиана в Египет. В Птолемаиде он устроил наследнику Цезаря подлинно царскую по пышности встречу. Всё римское войско получило угощение и было изобильно снабжено всеми необходимыми припасами. «Таким образом, он вскоре попал в число наиболее близких императору людей»
[1014].
