На этих празднествах присутствовали все выдающиеся римляне, среди которых был и Вергилий. Игры настолько поэта впечатлили, что в поэме «Энеида», описывая конные состязания мальчиков в память отца Энея Анхиза, он дал картину тех самых Троянских игр, проведённых после триумфа Октавиана
[1065]:
«Юный блистающий строй на виду у отцов выезжает,
Взнузданных гонит коней, – и дивится, на мальчиков глядя,
Весь тринакрийский народ, и шумит с троянцами вместе.
Коротко стрижены все, по обычаю все увенчали
Кудри, и каждый по два кизиловых дротика держит.
Лёгкий колчан у иных за плечом, и цепь золотая,
Гибко спускаясь на грудь, обвивает стройную шею.
На три турмы разбит отряд, перед каждою турмой —
Юный вождь, и за ним двенадцать отроков скачут,
Строй соблюдая тройной, блистая равным уменьем.»
[1066]Праздник победы Октавиану удался. Римляне искренне ликовали. Ведь наконец-то они дождались вожделенного мира – и внутреннего, и внешнего, о котором тосковали десятилетиями. Была ли эта мечта связана исключительно с именем наследника Цезаря? Вовсе необязательно. Сохранился исторический анекдот. Когда Октавиан возвращался в Рим после победоносного завершения противостояния с Антонием и Клеопатрой, к нему подошёл некий человек – обладатель учёного говорящего ворона. Птица, узрев полководца, на чеканной латыни воскликнула: «Приветствуем тебя, Цезарь, – наш победоносный командующий!» Октавиан оценил столь неожиданное приветствие из птичьих уст и наградил хозяина умной птицы большой суммой денег. У дрессировщика, однако, был помощник, с которым тот не поделился. Ясно, что от обиды возникло желание проучить скупердяя. Помощник пришёл к Октавиану и посоветовал послушать, что говорит другой обученный человеческой речи тем же дрессировщиком ворон. Оказалось, что тот готов был кричать следующее: «Приветствуем тебя, Марк Антоний, – наш победоносный командующий!» Октавиан – человек с развитым чувством юмора – оценил комизм ситуации и велел ранее награждённому честно разделить полученные деньги со своим помощником
[1067]. Исходя из наличия подобных настроений, наследника Цезаря не удивлявших и не смущавших, вполне можно согласиться с одним из биографов Августа, предположившим, что, если бы при Акциуме победу одержал Антоний, то и его бы как победителя, принесшего Риму гражданский мир, встречали бы в столице, да и по всей Италии с таким же восторгом
[1068].
Октавиан, безусловно, хорошо представлял себе общее положение дел в Римской державе. Потому понимал, сколь непростые задачи стоят перед ним – победителем, наследником божественного Юлия. Обустроить государство – вот главное, что предстояло ему сделать. Как он сам в это время определял свои цели в качестве единовластного руководителя державы, и какие конкретные задачи ставил? Здесь необходимо обратиться к одному из его эдиктов, где он прямо заявлял: «Итак, да будет мне дано установить государство на его основе целым и незыблемым, дабы я, пожиная желанные плоды этого свершения, почитался творцом лучшего государственного устройства и при кончине унес бы с собой надежду, что заложенные мною основания останутся непоколебленными»
[1069].
Эдикт этот датировки не имеет. Светоний не указывает и событий, с его изданием связанных. Традиционный взгляд – датировать этот документ невозможно. Здесь едины ведущие историки-антиковеды
[1070]. В то же время, как полагает исследователь идеологии принципата Августа А. Н. Токарев, поскольку в эдикте из текста следуют несовершённые действия, то документ можно отнести к началу 28 г. до н. э. и полагать его официальным объявлением о начале восстановления государства
[1071].
Что должно понимать под задачей восстановления государства? Светоний сообщает, что Октавиан дважды задумывался над реставрацией республики
[1072]. Здесь, безусловно, речь идёт о возврате к доцезарианской форме правления, исключающей какое-либо единовластие. Консулы, сенат, трибунат, комиции должны были бы в этом случае вновь обрести свои исторические полномочия. Только вот собирался ли наследник Цезаря безжалостно уничтожить его наследие? Ведь божественный Юлий однозначно констатировал, что такая республика стала пустым местом без тела и облика. Несколько месяцев, прошедших после мартовских ид до учреждения Второго Триумвирата, дали исчерпывающий ответ на этот вопрос. Справедливо напомнить, что республиканское правление в Риме уверенно можно полагать завершившимся в тот самый миг, когда центурион Корнелий – посланник Октавиана недвусмысленно пояснил изумлённому сенату, что именно меч дарует его военачальнику консульскую магистратуру. Нельзя усомниться в том, что сам наследник Цезаря понимал смысл происходящего. И изначально он боролся за наследие погибшего диктатора, вовсе не имея в виду только материальную его сторону. Вспомним, что Антоний немедленно при первой же их встрече раскусил властные амбиции восемнадцатилетнего юноши. Власть Цезаря над Римом – вот наследство, за которое Гай Октавий изначально повёл борьбу. И ныне, спустя четырнадцать лет, с таким превеликим трудом этой власти добившись, мог ли он задуматься об отказе от таковой?
Действительное представление Октавиана о своей власти он в недавние годы очень убедительно римлянам демонстрировал. Одно его появление в сенате с «группой поддержки» в лице вооружённых соратников, следствием чего стало бегство из Рима совершенно законно избранных консулов и трети сената, более чем красноречиво. А его действия в Египте, лишившее сенат и всё сенатское сословие права не только управлять новой провинцией, но даже посещать её без его, Октавиана, разрешения? Таких прецедентов более чем семисотлетняя история Римской державы не знала, да и не могла знать. Наконец, сам его блистательный тройной триумф, когда он заставил магистратов идти не перед его колесницей, но за ней… Это показывало всем римлянам, кто первое лицо в государстве, стоящее над всеми остальными должностными лицами. Несколько забегая вперёд, приведём ещё один пример, характеризующий властное положение Октавиана и, главное, его личное понимание сути такового.
Дело в том, что хотя ворота храма Януса Квирина и были торжественно закрыты, полный мир на римских рубежах так и не наступил. Особо беспокойной оставалась дунайская граница, где у Рима оставались опасные соседи – варвары фракийского, кельтского и германского происхождения. Среди них выделялись бастарны – многочисленный народ, чьё этническое происхождение остаётся неясным. Их относят то к иллиро-фракийским племенам, то к кельтам, то к германцам
[1073]. Скорее всего, бастарны испытали влияние всех перечисленных групп народов, независимо от того, к какой они изначально относились. В 30 г. до н. э. они совершили вторжение за Дунай и захватили часть земель Мёзии – области между Балканскими горами и Нижним Дунаем. Их набеги достигли Фракии, той её части, которая была в союзе с Римом. Опасаясь, что набеги варваров могут достигнуть и римских владений в Македонии, её проконсул Марк Лициний Красс двинул на бастарнов войска. Красс был внуком знаменитого победителя Спартака. Его карьера была причудливой. Он побывал в сторонниках и Секста Помпея, и Марка Антония. Но своевременно перешёл на сторону Октавиана. За что был вознаграждён консульством, причём консулом он был как коллега самого наследника Цезаря в 30 г. до н. э., а на следующий год стал наместником Македонии. Красс унаследовал военные таланты деда и сумел нанести бастарнам ряд поражений. В решающем бою доблестный проконсул особо отличился, лично сразив в поединке царя бастарнов Делдона
[1074]. Согласно древнему римскому обычаю, полководец, победивший в поединке с вражеским военачальником, должен был снять доспехи с поверженного и посвятить их Юпитеру Феретрию, «несущему победу». Это был так называемый «spolia opima» – «тучный доспех». Его посвящение считалось исключительным почётом для полководца. Красс имел на это полное право. Кстати, в текущем 29 г. до н. э. сенат дал ему право и на триумф, но вот «тучный доспех» ему так и не достался. В дело вмешался лично Октавиан, и победитель царя бастарнов вынужден был от своих претензий отказаться
[1075]. Обидно, ведь такой награды удостаивались только три человека в римской истории: легендарный основатель Города Ромул, сразивший царя Акрона (где-то около 750 г. до н. э.); Авл Корнелий Косс, убивший в 437 г. до н. э. Толумния – царя города Вейи; Марк Клавдий Марцелл, победивший в 222 г. до н. э. кельтского вождя Вертомара. Октавиан, к огорчению Красса, объявил, что-де обнаружен льняной нагрудник с надписью, что Косс, удостоившийся spolia opima, был в то время консулом, то есть главнокомандующим римской армии
[1076]. А поскольку Марк Лициний Красс к моменту совершения подвига консулом уже не был, то ему такая награда и не положена
[1077].
