Управлялись провинции следующим образом: в сенатские, как и ранее, назначались проконсулы и пропреторы, а в императорские – легаты принцепса. Исключением был Египет. Им управлял префект из числа всадников, как Октавиан и установил в 30 г. до н. э. Контроль за наместниками из Рима был жёстким. Одной из жертв этого стал тот самый Корнелий Галл – первый префект Египта, который в столице новой провинции овладел поэтикой Александрийского стиха. Считается, что его погубили гордыня и во все времена опасный для государственного человека «длинный язык». То, что он, обуянный свойственным поэтам тщеславием, велел составить надпись о своих достижениях в управлении провинцией на латинском, греческом и египетском языках и распространил её вместе со своими изображениями по всему Египту, ещё могло сойти ему с рук. Но вот всевозможные сплетни об Августе, усиленно распускаемые не в меру болтливым префектом, хотя, может, и приписываемые ему, – это было уже слишком
[1140]. Добавилось ещё и то обстоятельство, что среди его близких и покровительствуемых им друзей находился некий грамматик Цецилий Эпирот, которого заподозрили, а, может, и уличили, в соблазнении жены Агриппы Аттики. «Наставление рогов» лучшему другу и соратнику Август простить не пожелал. Правда, расплачиваться пришлось покровителю злостного гуляки. На Галла посыпались доносы и обвинения. Речь шла уже о вымогательствах и государственной измене. Через четыре столетия Аммиан Марцеллин так писал о злосчастной судьбе префекта: «Корнелий Галл, будучи прокуратором Египта, ущемлял этот город (Фивы – И.К.) своими многочисленными грабежами. Когда по возвращении в Рим он был привлечён к судебной ответственности за обворовывание и грабёж провинции, то в страхе перед возмущённой знатью, которой император предоставил это дело на расследование, он бросился на свой меч. Если я не ошибаюсь, то это тот самый поэт Галл, которого воспевает чувствительными стихами в своей последней буколике Вергилий»
[1141].
К этой последней моей снизойди, Аретуза, работе.
Галлу немного стихов сказать я намерен, но только б
И Ликориде их знать. Кто Галлу в песнях откажет?
Пусть же, когда ты скользить под течением будешь сиканским,
Горькой Дорида струи с твоей не смешает струею.
Так начинай! Воспоём тревоги любовные Галла,
Козы ж курносые пусть тем временем щиплют кустарник.
Не для глухих мы поём, – на всё отвечают дубравы.
В рощах каких, в каких вы ущельях, девы наяды,
Были, когда погибал от страсти своей злополучной
Вергилий, обращаясь к сицилийской речной нимфе Аретузе, описывает любовную драму, пережитую Корнелием Галлом. Его возлюбленная Ликорида, так прекрасно воспетая им в элегиях, неблагодарно сбежала от него с новым любовником – военным, отправившимся в поход в далёкую от Александрии Галлию.
Светоний сообщает, что Галл стал одним из двух опальных друзей Августа. Первый из них, как мы помним, это Сальвидиен Руф, реально предавший Октавиана и изобличённый Марком Антонием. С Галлом история намного сложнее. Наверное, он действительно болтал лишнее о своём друге и благодетеле. Потому за его «неблагодарность и злокозненность» принцепс запретил ему появляться в своём доме и во всех непосредственно им управляемых провинциях. Опала серьёзная, но далеко не убийственная. Однако обвинители злосчастного префекта и сенаторы, рассматривавшие его дело, крепко перестарались, и вконец затравленный поэт покончил с собой. Реакция правителя была следующей: «Но когда погиб и Галл, доведённый до самоубийства нападками обвинителей и указами сената, Август, поблагодарив за преданность всех своих столь пылких заступников, не мог удержаться от слёз и сетований на то, что ему одному в его доле нельзя даже сердиться на друзей сколько хочется»
[1143].
Сложно сказать, насколько Корнелий Галл был действительно преступен. Но его гонители проявили беспощадность в своём желании угодить принцепсу. По постановлению сената Галла должны были «изобличить в суде и подвергнуть изгнанию, лишив имущества, которое передавалось Августу»
[1144]. Любопытно, что слёзы, который правитель Империи лил по бывшему другу, не помешали ему присвоить его имущество. Кстати, это первый известный случай, когда император присваивал себе имущество осуждённого по суду. В дальнейшей римской истории подобным образом часто будут поступать так называемые «плохие императоры». Дион Кассий дал жёсткую нравственную оценку трагедии Корнелия Галла: «В этом деле ещё раз подтвердилось присущее большинству людей лицемерие, ибо человека, перед которым прежде заискивали, эти люди довели теперь до такого состояния, что он был вынужден наложить на себя руки»
[1145].
Судьба Галла – единственный случай гибели известного поэта (отношение к нему Вергилия красноречиво говорит о его даровании) в правление Августа. Правда, причина трагедии не связана с поэтическим творчеством префекта Египта. Но это случилось в провинции, лично принцепсу подчинённой. Август же мог вмешаться и в дела провинций, формально сенатских, если для этого находились серьёзные основания. А таковых было предостаточно. К примеру, проконсул Азии Валерий Мессала Волес позволил себе устроить казнь трёхсот человек. Похоже, наместник крепко повредился умом, ибо, весь забрызганный кровью жертв, он бродил между трупами, восклицая: «О, царственное деяние!» Узнав об этом, Август добился обвинительного постановления сената против Мессалы
[1146]. В справедливости наказания кровожадного проконсула усомниться невозможно.
Вообще постоянное внимание к происходящему в провинциях, а, когда надо, и решительное вмешательство в их дела, – одна из наиболее важных и сильных сторон государственной политики Августа. То, что политика эпохи республиканского правления, сутью которой была эксплуатация «поместий римского народа», себя исчерпала, было понятно уже божественному Юлию. Сам он, правда, до завоевания власти в державе вёл себя частенько согласно традициям худших провинциальных наместников. Так, будучи проконсулом в Испании, Гай Юлий Цезарь ряд городов народа лузитанов (терр. совр. Португалии) разорил, как на войне, хотя те приняли его требования и сами открывали ему городские ворота
[1147]. В Галлии в ходе её завоевания «он опустошил капища и храмы богов, полные приношений, и разорял города чаще ради добычи, чем в наказание»
[1148]. А вот, став диктатором, Цезарь провёл через сенат строгий закон против произвола и вымогательств в провинциях
[1149]. Благодаря этому нормативному акту появился должный контроль за деятельностью публиканов и откупщиков косвенных налогов. Часть же сбора прямых государственных налогов была передана из рук публиканов непосредственным представителям городских общин
[1150]. Понятно, что это был серьёзный удар по нобилитету и значительной части сенаторов, наживавшихся на назначениях на должности в провинциях и на взятках от наместников, публиканов и откупщиков, закрывая глаза на их злоупотребления. Мартовские иды дальнейшие преобразования провинциального управления пресекли. В ходе гражданских войн провинции обирались как триумвирами, так и их противниками. Но наступивший мир требовал от Августа новой политики.