Агриппа, приняв бразды правления Городом, быстро привёл в порядок нерешённые насущные дела. Кстати, вновь запретил в столице чуждые римским традициям египетские культы, опять ухитрившиеся здесь обосноваться. Но вот с выборами префекта, избираемого для проведения празднеств, он потерпел неудачу. Возникли очередные беспорядки, эти выборы сорвавшие. Но главное, праздники-то состоялись
[1261].
Август тем временем, пребывая в Сицилии, выводил на знаменитый своим плодородием остров новые римские колонии
[1262]. Далее путь его лежал в Грецию. На земле Эллады он оказал уважение спартанцам в память о приюте, данном жителями Лакедемона Ливии и её сыну Тиберию в гражданскую войну. Отдельная благодарность была за то, что в ходе сражения при Акциуме спартанцы были на его стороне в отличие от прочих эллинов, бывших союзниками Антония. Особое расположение Августа к наследникам Ликурга проявилось в его участии в традиционном спартанском совместном обеде – сисситии. Оно, кстати, было делом не самым приятным. Главным угощением являлась похлебка, приготовленная на бычьей крови. Запах и вкус её были замечательно отвратны, и редко кто, кроме уроженцев Лаконии, решался её попробовать. Впрочем, Август не отличался взыскательностью к пище и потому отобедал, по достоинству оценив блюдо «настоящих мужей».
А вот, прибыв в Аттику, принцепс к афинянам никакого уважения не проявил. Помнил, наверное, как хорошо проводил здесь время Антоний, и как население его привечало. Да и в последнем своём письме Марк просил своего победоносного былого коллегу о разрешении жить в качестве простого гражданина именно в этом славном городе. Афины лишились доходов с острова Эгины и города Эретреи на Эвбее. Помимо этого Август запретил афинянам продавать полисное гражданство. А это был немалый доход, ибо многие почитали за честь иметь таковое.
Перезимовал Август на Самосе, как некогда Антоний и Клеопатра. Но на сей раз там обошлось без каких-либо празднеств. В новом 20 г. до н. э. император переправился в Азию, где занялся наведением порядка в тамошних провинциях. Пребывание принцепса на Востоке было подкреплено прибытием туда легионов во главе с командующим двадцати одного года от роду. Это был Тиберий Клавдий Нерон. Своими предыдущими немалыми заслугами молодой человек обрёл право руководить войсками, самостоятельно отдавая им боевые приказы
[1263]. Правда, задача воевать перед молодым полководцем не ставилась, пусть он и имел для этого все возможности. Тиберий должен был провести как можно более впечатляющую демонстрацию римского военного могущества, итогом которой стало бы возвращение Армении под власть Империи и устрашение парфян. Те к большой войне в это время были не готовы, что римлянам было известно. Потому Август и надеялся появлением легионов в Армении и на рубежах Парфянского царства добиться значимых уступок от царя Фраата.
Светоний так описал восточный поход Тиберия: «…он возглавил поход римских войск на Восток, вернул армянское царство Тиграну и в своём лагере, перед трибуной военачальника возложил на него диадему. Он же принял и знамёна, отбитые парфянами у Марка Красса»
[1264].
Успех Тиберия превзошёл все ожидания. Он не только вернул Армению под покровительство Рима, но и смыл величайшую обиду, когда-либо нанесённую чести римского оружия. В Рим вернулись утраченные в 53 г. до н. э. при Каррах орлы легионов. Более того, царь отпустил на родину и пленных, захваченных парфянами в той злосчастной битве. Кроме тех, кто скончался в плену или покончил с собой, не выдержав унизительности своего положения. Были и такие, кто бежал и бесследно скрылся в парфянских землях
[1265].
Веллей Патеркул в отличие от чуждого патетике архивиста Светония описал поход Тиберия в восторженной манере: «… отправленный отчимом вместе с войском для проверки и устройства провинций на Востоке, он своими действиями явил образец исключительной доблести. Вступив с легионами в Армению, он подчинил её власти римского народа, поручил Артавадзу (ошибка Патеркула, царем стал Тигран. – И.К.) его царство… и даже парфянский царь, напуганный славой столь великого имени, отдал своих детей заложниками Цезарю»
[1266]. Как писал один из биографов Тиберия, «он вернулся домой, не проведя ни одного сражения и не пролив ни капли крови»
[1267]. И при этом такой успех! Август, конечно же, был горд происшедшим, при этом держал себя так, как будто сам одержал победу над парфянами: «… без военных действий вернул я, что было потеряно в битвах»
[1268]. Вот описание этих событий в его «Деяниях»: «Имея возможность превратить в провинцию великую Армению после убийства царя Артакса, я по примеру наших предков предпочёл передать ее через посредство Тиберия Нерона, который был тогда моим пасынком, царю Тиграну, сыну царя Артавазда и внуку царя Тиграна»
[1269]. Написал Август и о возвращении римских орлов: «Парфян я вынудил вернуть мне военное снаряжение и знамена трёх римских войск и обратиться к римскому народу с мольбой о дружбе. Эти знамёна я сложил в помещении, находящемся в храме Марса Мстителя»
[1270]. О роли Тиберия на сей раз император предпочёл умолчать.
В Армении, однако, правление облагодетельствованного римлянами Тиграна оказалось недолгим. Вот что сообщает Тацит:
«Цезарь дал армянам Тиграна, которого возвёл на престол Тиберий Нерон. Но ни царствование Тиграна, ни царствование его детей, соединившихся по чужеземному обычаю в браке и правивших сообща, не были длительными»
[1271].
Удовлетворённый успехами в восточных делах Август покинул Сирию и вернулся на Самос, где и провёл зиму 20–19 гг. до н. э. И здесь в это время произошло знаменательное событие в дипломатической истории Римской державы. Было заключено соглашение о дружбе между Римом и неким индийским государством
[1272]. Послы, представ перед императором, вручили ему многочисленные дары, содержавшие помимо традиционных золотых изделий и драгоценных камней, которыми Индия во все времена славилась, подарки живые: тигров и мальчика-калеку, от природы лишённого рук. «И несмотря на своё увечье, он во всех случаях использовал свои ноги так, как если бы это были руки: он натягивал ими лук, пускал стрелы и даже играл на трубе – как он это делал, я не знаю, но только записываю то, что рассказывают»
[1273]. Так сообщает об индийских дарах Августу Дион Кассий.
