Способ селекции будущих сенаторов Август изобрёл наисложнейший. Первая тридцатка должна была выбрать по пяти человек каждый и записать их имена на табличках. Родственников включать в списки категорически запрещалось. «После этого среди каждой пятёрки он произвёл жеребьёвку, с тем, чтобы один человек из пятерых, которому выпал жребий, и сам стал сенатором, и записал пять имён»
[1305]. По такой схеме за несколько дней удалось избрать 300 человек состава будущего сената. Но при этом возникли некоторые неурядицы
[1306]. Ряд выбранных лиц в Городе отсутствовал, и потому пришлось другим людям за них участвовать в жеребьёвке. В конце концов, Августу им же изобретённая процедура надоела, и он просто взял формирование сената в свои руки. Число «отцов, внесённых в списки» он довёл до 600, как и намечал. Вообще-то, принцепс полагал, что хватило бы и 300. Здесь он опирался на историческую традицию: в республиканскую эпоху вплоть до сулланской реформы 81 г. до н. э. сенаторов было 300. Но восстановить досулланскую численность оказалось делом проблемным. В этом случае в Риме появились бы сотни обиженных людей, да ещё и к элите общества принадлежавших. Едва ли бы они стали сколь-либо организованной политической оппозицией, но сам по себе рост числа недовольных его действиями Августу, конечно же, был не нужен. И без того нашлись обиженные. Они даже осмелились критиковать принцепса за несправедливость. Дабы смягчить обиду тех, кто был исключён из заветных списков, Август сохранил за ними право по-прежнему участвовать в традиционных общих обедах сенаторов на Капитолии, носить те же одеяния, что и действующие члены сената, занимать на зрелищах специально отведённые для них места. Более того, за не попавшими в списки сохранялось право выдвигаться на государственные должности, а уже избрание квестором открывало дорогу в сенат. Таким образом, многие исключённые со временем вновь обрели столь дорогой им сенатский статус
[1307].
После сенатских преобразований в Риме обнаружился очередной заговор. Нескольким людям было предъявлено обвинение в злоумышлениях против Августа и Агриппы. Поскольку Марк Випсаний был в это время очевидным вторым человеком в государстве и помогал принцепсу в очередной чистке сената, а в 29 г. до н. э. они проводили таковую вообще вдвоём, рискнём сделать предположение, что заговорщики могли быть из числа обиженных потерей места в курии Юлия. Но вот сколь-либо относительно подробных сведений, проливающих свет на действительную сущность этого комплота, его состав, возможную опасность, в источниках нет. Дион Кассий – единственный автор, о заговоре этом написавший, ничего внятного так и не сообщил: «Обоснованными они были или ложными – о таких делах невозможно судить со стороны, ибо, какие бы меры наказания предполагаемых заговорщиков ни предпринял правитель – самолично ли, либо через сенат – часто возникает подозрение, что он действует из личной ненависти, сколь бы обоснованными и справедливыми ни были вынесенные приговоры. По этой причине я намерен обо всех такого рода случаях, за исключением самых очевидных, просто излагать то, что сообщается, не выходя за пределы обнародованных сведений, не вдаваясь в тщательное расследование и не высказывая мнения ни о справедливости или несправедливости какого-то действия, ни о ложности или истинности сообщаемого»
[1308].
Судя по тому, что единственной подробностью о заговоре, которую историк счёл безусловно заслуживающей доверия, и в подлинности которой никак нельзя усомниться, является сообщение о казни Августом нескольких человек, дело было весьма сомнительным с точки зрения законности и праведности вынесенного приговора.
18 г. до н. э. стал для Августа годом законодательной активности. Как пишет Светоний: «Он пересмотрел старые законы и ввёл некоторые новые: например, о роскоши, о прелюбодеянии и разврате, о подкупе, о порядке брака для всех сословий»
[1309]. Закон о подкупе предусматривал, что те, кто уличён в таковом во время выборов должностных лиц, отстраняются от участия в них сроком на пять лет. Появление этого акта, скорее всего, связано с волнениями в Риме, случившимися во время выборов 22–19 гг. до н. э.
Особо выделим два закона – о роскоши и прелюбодеянии. О том, что именно является причиной падения нравов в Риме, писал ещё Гай Саллюстий Крисп (87–35 г. до н. э.). Он прямо указывал на «испорченные нравы гражданской общины, страдавшие от двух наихудших противоположенных зол: роскоши и алчности»
[1310]. Саллюстий считал: «И вот, сначала усилилась жажда денег, затем-власти; всё это было как бы главной пищей для всяческих зол. Ибо алчность уничтожила верность слову, порядочность и другие добрые качества; вместо них она научила людей быть гордыми, жестокими, продажными во всём и пренебрегать богами»
[1311].
К чести Августа, алчность и роскошь его жизненными целями не были. Власть и обустройство государства – вот что влекло его с юных лет. Строительство могущественной Империи должно было опираться, прежде всего, на возрождение и укрепление римских отеческих традиций. Исключительное стремление к богатству и упоение роскошью в таковые определённо не входили. Надо сказать, что законы, ограничивающие роскошь, в римской истории не были чем-то новым. Первые из них восходили ещё ко времени Второй Пунической войны. Это был знаменитый закон Оппия (215 г. до н. э.), запрещавший женщинам носить золотые украшения весом более половины унции, одевать раскрашенную одежду, передвигаться по Городу в повозках. Он продержался около 20 лет и был отменён в результате массовых протестов представительниц прекрасной половины римского народа. Женщины Рима умели отстаивать свои права! В дальнейшем периодически появлялись законы, ограничивающие расходы на пиры, на число гостей, на стоимость угощения и даже на количество потребляемого мяса. Обуздать тягу римлян к роскоши подобными ограничениями, конечно же, не удалось. Огромные богатства, хлынувшие в Город и Италию после многочисленных победоносных войн, сделали привычку римской элиты к роскошной жизни нормой. Ограбление присоединённых провинций, коррупция в верхах общества ещё более этому способствовали. Единственное, что подорвало возможности роскошной жизни в Риме, – гражданские войны, не пощадившие ни Италию, ни столицу державы. В наступившее время мирного процветания при Августе все прежние привычки римская элита восстановила. Но самый курс принцепса на возрождение исконных римских ценностей требовал как сумптуарных законов, так и противодействия на законодательном уровне нравственной распущенности, ещё более широко, нежели роскошь, в обществе укоренившейся. Вот ей-то гражданские войны только способствовали.
