В Астурии и Кантабрии военный успех также был на стороне римлян. Правда, астуры, как утверждает Орозий, могли, используя хитрость и силу, победить римлян, если бы не были обнаружены и упреждены
[1372]. Помогли завоевателям родственные астурам бригецины – соседнее племя
[1373]. Потому, когда астуры двинулись против римлян, уповая на неожиданность своей атаки, наступление это сорвалось. В решающем сражении торжествовал пропретор, наместник Дальней Испании Тит Каризий. Битва была нелёгкой, римляне понесли большие потери, но астуры были разбиты и укрылись за стенами города Ланция (20 км от совр. Леона). Легионеры, понимая сколь кровопролитным может оказаться штурм, предложили своему полководцу поджечь его, дабы осаждённые погибли в огне. Каризий пошёл по иному пути. С одной стороны он отговорил солдат от поджога, а с другой – добился от астуров согласия сдаться. В итоге Ланция осталась нетронутым и невредимым свидетельством его победы
[1374]. Но вот Дион Кассий сообщает, что город Ланция – крупнейший в Астурии был занят, оставленный жителями
[1375]. Должно быть, Каризий договорился с астурами о беспрепятственном их уходе из города, а не о сдаче в плен. Возможно, он рассказал защитникам крепости о планах легионеров поджечь её. На огненную смерть горцы всё же не решились.
Август был в восторге от завершения столь непростой и продолжительной войны. В 25 г. до н. э. он во второй раз торжественно запер ворота храма Януса. А всего в истории Рима это был четвёртый случай.
19 г. до н. э. оказался знаменательным для Августа не только потому, что он дооформил свои пожизненные полномочия, полученные им во время реформ 23 г. до н. э.
[1376]. Прежде всего потому, что он получил из казалось бы совершенно замирённой Кантабрии неприятные известия. На севере Испании вспыхнуло сильнейшее восстание, быстро переросшее во Вторую Кантабрийскую войну. Зачинщиками её выступили беглые рабы-канта-бры, проданные в рабство после войны предыдущей. Хозяева их проживали в Испании и, очевидно, не слишком далеко друг от друга, поскольку невольники имели возможность между собой общаться. Пользуясь этим, они сговорились и составили план мятежа
[1377]. Владельцы рабов ничего не подозревали и оказались застигнутыми врасплох. Заговорщики, как сообщает Дион Кассий, «убили кто как мог своих хозяев, а вернувшись домой, многих склонили присоединиться к своему мятежу и с их помощью захватили несколько местечек, укрепили их и втайне готовились выступить против римских войск»
[1378]. Надо помнить, что ни Астурия, ни Кантабрия никакими внешними врагами ранее не завоёвывались. Народы этих областей, отличавшиеся замечательным свободолюбием, расставание с исконной независимостью восприняли крайне болезненно. Потому массовая, можно сказать, всенародная поддержка тем, кто решился стать во главе начавшегося возмущения, была обеспечена. Овладев вновь своими городами и восстановив их стены, повстанцы бросили серьёзный вызов римской армии, в которой все – от легата до легионера помнили, сколь кровавой была Первая Кантабрийская война.
Трудности предстоящей и так неожиданно свалившейся на его голову кампании Август хорошо представлял. Пребывание в Кантабрии в 26 г. до н. э. оставило у него прескверные воспоминания. Потому на сей раз он поручил замирение северных испанских областей самому надёжному и испытанному соратнику – Агриппе. Такому назначению способствовало и то, что его верный помощник, а ныне ещё и зять, успевший в 20 г. до н. э. подарить принцепсу внука, находился недалеко от Иберийского полуострова в Галлии. Там возникли и внутренние беспорядки, и внешняя угроза – набеги из-за Рейна германцев. Агриппа, умело и решительно наведя в Галлии порядок, немедленно отправился в Испанию. Здесь, однако, у него возникли непредвиденные трудности. Мало того, что противник был не из слабых, так и войско, которое он должен был вести в поход, встретило его без особого энтузиазма, не горя желанием идти в бой. Дело в том, что в предназначенных для новой Кантабрийской войны войсках служило много ветеранов. Они и без того были крайне утомлены предшествовавшими многочисленными войнами и им, естественно, хотелось дожить до окончания службы в легионах, поменьше рискуя жизнью. О том, сколь опасны кантабры, ветераны знали прекрасно. И потому предстоящий поход, в чём трудно было усомниться, для многих и многих мог оказаться последним. Короче, боевой дух войск, возглавленных в Испании Агриппой, был ниже некуда. Солдаты открыто отказывались ему повиноваться
[1379]. Но славный Марк за почти четвертьвековое служение Марсу и Беллоне приобрёл огромный опыт общения с солдатской массой даже в самых критических ситуациях. Ему удалось, прибегая с одной стороны к увещеваниям и уговорам, с другой – внушая надежду на скорый исход войны и щедрое вознаграждение, а с третьей – и без угроз не обошлось, ибо неповиновение полководцу это тяжкое воинское преступление, добиться послушания легионов. Войска двинулись в поход, но, как и предполагали многие, начался он отнюдь не победно. В первых боях с кантабрами Агриппа потерпел ряд неудач
[1380]. Испанцы, побывав в рабстве у завоевателей, оценили все его «прелести». Они понимали, что никакого плена теперь не будет, а случится безжалостное их истребление. И в этом они не ошиблись.
Несмотря на большие потери, численное превосходство и воинская выучка сделали своё дело. Римляне постепенно одолели повстанцев. Любопытно, что в ряде случаев Агриппе пришлось лишать многих легионеров ранее обретённых ими почётных воинских отличий. Более того, I легион, носивший имя Августа, за понесённые поражения был даже распущен. Восстановил его только Тиберий, спустя тридцать с лишним лет в конце правления Августа. Приходилось легионам в боях даже терять своих орлов
[1381]. В «Деяниях» Август говорит о возвращении многочисленных военных знамён, утраченных в том числе и в Испании
[1382]. Орлы могли быть захвачены неприятелем только в Кантабрийских войнах.
Месть кантабрам за новую войну, неудачи и понесённые большие потери была безжалостной. Все мужчины боеспособного возраста – с 17 до 46 лет – были перебиты. Подростков и стариков разоружили и переселили с гор на равнины. Беспощадность, не делающая чести Агриппе, пусть с точки зрения завоевателя и объяснимая. Он сам, похоже, это осознавал. Завершив боевые действия, командующий не отправил, как было у римских полководцев исторически заведено, послания сенату о достигнутой большой победе. Более того, когда сенат по распоряжению Августа проголосовал за предоставление Агриппе права на триумф, он отказался его принять
[1383]. В 37 г. до н. э. за победу над Секстом Помпеем друг и соратник Октавиана уже получал триумф, от которого тут же отказался. Но тогда это была своего рода «скромность»
[1384]. Теперь же причиной отказа могли быть только ход и цена этой кровавой кампании.
