Август сослал распутную дочь сначала на остров Пандатерию в Тирренском море, а спустя несколько лет перевёл её в город Регий на юго-западной оконечности Италии. Когда в Риме нашлись многочисленные заступники и стали умолять императора простить дочь и вернуть её из ссылки, то «в ответ на частые и настойчивые просьбы римского народа он только пожелал всему собранию таких же жён и таких же дочерей»
[1477].
Отправка Юлии в ссылку во 2 г. до н. э. позволила Тиберию и юридически избавиться от ненавистной супруги. Август от имени зятя объявил о его разводе. Впрочем, судьбы Тиберия это не изменило. Пребывание его на Родосе явно затягивалось. Трибунские полномочия закончились, а продлевать их император не собирался. Теперь недавний полководец-триумфатор, консул, трибун превращался в заурядное частное лицо, пусть и принадлежащее к высшей знати. Что особенно тревожило Тиберия, так это очевидная неприязнь к нему старшего внука Августа, носившего гордое имя Гая Юлия Цезаря Випсаниана. Если при нынешнем принцепсе не удастся вернуться в Рим, то при новом может произойти самое печальное… Тиберий попробовал разжалобить Августа. В своём письме он не просил его о возвращении магистратур и командования войсками, но всего лишь писал о тоске по родственникам, а свою добровольную ссылку объяснял попыткой избежать упрёков в соперничестве с молодыми Цезарями. Август легко раскусил нехитрую ложь Тиберия и жёстко запретил ему возвращаться в Рим, ядовито заметив, что пасынку незачем проявлять заботу о родственниках, которых он так легко покинул. Спасли изгнанника неустанные труды Ливии, настойчиво уговаривавшей мужа вернуть своё расположение к покаявшемуся пасынку, и важная перемена в окружении Гая Цезаря. Пока ближайший к нему comes et rector (спутник и руководитель) Марк Лоллий настраивал его против Тиберия, внук принцепса безоговорочно доверял его мнению. Но, когда сам Лоллий утратил расположение Гая, последний к пасынку императора подобрел. Более того, его новый comes et rector Сульпиций Квириний глубоко уважал Тиберия как великого полководца. В итоге, старший из молодых Цезарей сам попросил Августа вернуть славного воина в столицу Империи. Это случилось во 2 г.
[1478]. Правда, разрешил император пасынку вернуться при условии безоговорочного отказа от какого-либо участия в государственных делах. Но тут судьба, столько раз благоволившая к Августу, принесла ему два великих горя подряд. Во 2 г. младший внук его Луций по дороге в Испанию, куда император направил его возглавить находившиеся там легионы, внезапно заболел и скоропостижно скончался в городе Массилии (совр. Марсель). 18 месяцев спустя и Гай Цезарь, отправленный на Восток, где возникли очередные сложности с Парфией из-за Армении, был ранен в нелепой стычке на границе и вскоре умер. Обидная смерть, тем более что поставленную перед ним задачу он успешно выполнил. Август был потрясён. За полтора года потерять обоих внуков, в которых он видел продолжателей своего дела… Поневоле пришлось вспомнить о Тиберии. В 4 г. было объявлено об усыновлении принцепсом сына Ливиии и пятнадцатилетнего Марка Агриппы Постума, третьего внука Августа, сына Агриппы, родившегося уже после смерти отца. Усыновлённый Тиберий вновь стал трибуном на пять лет. Теперь он именовался Тиберий Юлий Цезарь. Нетрудно было догадаться, кто отныне является наиболее вероятным преемником стареющего принцепса. Тем более что Агриппа Постум, замечательно развивавшийся физически, в плане умственном и нравственном деда не радовал.
Была ещё одна существенная причина реабилитации Тиберия. В Германии за Рейном резко обострилась обстановка, и обойтись без военного таланта сына Ливии было невозможно. Первая же кампания 4 г., длившаяся с лета до декабря, принесла римлянам большие успехи. Легионы Тиберия, нанеся германцам ряд поражений, перейдя Везер, продвинулись широким фронтом к берегам Эльбы. В следующем году предстояло закрепить достигнутые успехи. Отдохнувшие в зимних лагерях у истоков реки Липпе войска к весне были готовы к новому походу. Кампания 5 г. проходила на суше и на воде, к чему Тиберию было не привыкать. Вот что сообщает об этом Веллей Патеркул, сам сражавшийся под орлами Тиберия: «Ради благих богов! Достойными какого труда оказались операции, какие мы осуществили за лето под командованием Тиберия Цезаря! Нашими войсками пересечена вся Германия, побеждены народы, неизвестные даже по именам, присоединены племена хавков: все их многочисленное войско, несмотря на молодость и могучее телосложение воинов, а также на местность, удобную для обороны, сдав оружие, во главе со своими вождями склонилось перед трибуналом императора. Разбиты лангобарды, народ даже более дикий, чем сама германская дикость. И, наконец, на что прежде мы не могли и надеяться, тем более пытаться осуществить: римское войско проведено со знамёнами на расстояние в четыреста миль от Рена до реки Альбис, которая разделяет земли семнонов и гермундуров. И в этом же месте благодаря удивительному счастью и заботе нашего военачальника, благодаря удачному выбору времени, с Цезарем и его армией соединился флот, который, обогнув залив Океана со стороны неведомого и ранее неизвестного моря и победив многочисленные народы, с огромной добычей вошёл в ту же самую реку Альбис»
[1479].
Восстание в Паннонии и Тевтобургская трагедия
Встреча на Эльбе легионов и флота, пришедшего сюда от Нижнего Рейна по Северному морю, стала вершиной стратегических достижений Тиберия. «Победитель всех стран и народов, в какие бы он ни приходил с войском» – характеристика, данная великому полководцу человеком, сражавшимся под его началом
[1480]. На 6 г. была намечена кампания, направленная против племенного союза маркоманов, возглавляемого вождём Марободом. Под его руководством германцы, переселившиеся в Богемию с Нижнего Рейна ещё во времена походов Друза, создали то, что римляне именовали «царством Маробода»
[1481]. Оно находилось вне пределов досягаемости для римского оружия и могло выставить армию в десятки тысяч человек
[1482]. Такое соседство тревожило римлян, хотя Маробод агрессивности не проявлял. Но само существование этого «царства» могло вдохновлять других германцев, лишь недавно вынужденно подчинившимся римлянам, на вооружённую борьбу против захватчиков. Да и соседство владений Марабода с Нориком и Паннонией также не выглядело для Империи вдохновляющим. Правда, угрозы самой Италии всё же не было, хотя Веллей Патеркул и такую предполагал
[1483].
