Аппиан описал события несколько иначе: «Затем они устроили угощение друг для друга, распределив порядок по жребию, – первым Помпей на своей галере, стоявшей на якоре близ мола, затем по порядку Антоний и Цезарь в палатках, устроенных на том же моле, под предлогом угощаться на морском берегу, но скорее ради безопасности, из опасения предательства. Менее всего проявляли они при этом беспечности. Вокруг стояли суда на якорях, расставлена была стража, и сидевшие за столом скрывали под одеждой короткие мечи. Говорят, Менодор прислал Помпею предложение напасть и отомстить за все проступки против отца и брата и захватить быстрым действием отцовскую власть. Менодор же с флотом позаботится о том, чтобы никто не скрылся. Помпей на это ответил с благородным достоинством, но вместе с тем и сообразно обстоятельствам: «Пусть Менодор делает это без моего участия. Менодору подходит нарушать клятву, но не Помпею». Во время происходившего пира сосватали дочь Помпея, внучку Либона, за Марцелла, пасынка Антония и племянника Цезаря. На следующий день назначили на предстоящее четырёхлетие консулами сначала Антония и Либона, с правом Антония заменить себя кем захочет, после них Цезаря и Помпея, далее Аэнобарба и Сосия, затем вторично Антония и Цезаря, для которых это будет уже третье консульство, после чего было предположено возвратить управление государством народу»
[619].
Путеольский договор вносил существенные поправки в управление Римской державой, сравнительно с прежними договорённостями триумвиров. Прежде всего, правление троих юридически превращалось в правление четырёх. Употребляя греческую терминологию, триархия становилась тетрархией. Лепид, пусть не участвовавший в переговорах и в договоре даже не упомянутый, всё же оставался триумвиром и пребывал в Африке, имея под своим командованием пристойное число легионов. Претензии Секста Помпея включить его в триумвират вместо Лепида были отвергнуты, и потому в Республике утвердилась эта неожиданная тетрархия, устраивавшая, похоже, прежде всего, Сектса Помпея, но никак не триумвиров. Помпей теперь был не какой-то предводитель мятежных пиратов и беглых рабов, к коему по недомыслию пристала и часть вполне почтенных римлян, привлечённых его громким именем. Ныне он законный правитель трёх больших островов близ Италии, не говоря уж об островах малых. Его власть проконсула этих территорий равноправна с положением триумвиров на их землях. В наилучшей ситуации, как ни странно, остался Лепид, в Путеолах вообще отсутствовавший. В своей Африке, изобильной продовольствием, он не опасался морского могущества Секста, ибо устремления того имели иной адрес – Италию. А вот Октавиан получил беспокойного соседа, узаконенный статус которого совсем не обещал Риму безоблачного будущего. Морская блокада могла в любой миг возобновиться, а легионы новоявленного тетрарха из Сицилии вторгнуться на италийское побережье. Установившиеся и намеченные родственные связи не выглядели гарантом долгой дружбы. И вообще, расширившаяся и главное обретшая законные права теперь уже подлинно многоостровная держава Секста Помпея сковывала возможности Октавиана, лишая его способности проводить политику по всем азимутам. Потому наследник Цезаря не мог ощущать себя владыкой Запада, каковым он почти что стал после Перузинской войны. Тогда помпеева Сицилия могла казаться лишь временной досадной помехой, эдакой занозой, от каковой можно вскоре избавиться, пусть она пока и бывала очень болезненной.
Не должен был быть в восторге от итогов Путеольских соглашений и Марк Антоний. Ведь ему пришлось уступить Пелопоннес. А значит, флот Помпея получал возможность чувствовать себя в своей акватории и в Ионическом море, получая при этом также выход в море Эгейское. Опираясь на такой стратегически важный полуостров, сицилийский правитель мог стремиться распространить своё политическое влияние и на остальную Грецию. Кстати, если Аппиан говорит об уступке в Элладе Сексту лишь Пелопоннеса
[620], то у Веллея Патеркула сказано об уступке Ахайи
[621]. И это название здесь ну никак не небольшая область на северо-западе полуострова Пелопоннес. Со 146 г. до н. э. это провинция с центром в Коринфе, в состав которой входила вся Эллада вплоть до Македонии, соседней с севера римской провинции. И Афины, и Фивы, и Фессалия – всё это Ахайя в римском понимании. Так что возможно амбиции Секста Помпея могли простираться и заметно севернее Коринфского перешейка. Важно и следующее: перешедшие к Помпею греческие земли имели немалые долги перед Антонием. И кто же теперь должен был их взимать? Главное же – Антоний из-за уже случившейся парфянской агрессии на Сирию и Киликию вынужден был все свои силы направить на восток римских владений. Потому внезапная заноза в его балканских землях была решительно ни к чему, если бы она осталась всерьёз и надолго. Так что полагать Путеольский мир прочным и имеющим продолжительные перспективы не приходилось. Триумвиры наверняка рассматривали вынуждено сделанные ими уступки как временные. Новая война с Секстом Помпеем была неизбежной.
Но пока что и Рим, и вся Италия ликовали: «ведь избавились и от местной войны, и от привлечения к военной службе сыновей, и от наглости гарнизонных войск, и от бегства рабов, и от опустошения полей, и от перерыва земледельческих работ, главным же образом – от голода, доходившего до крайности»
[622].
На радостях италийцы приносили жертвы обоим триумвирам при их проезде, когда те возвращались из Путеол в Рим. А ведь совсем недавно в центре столицы Октавиана и Антония встречал град камней… Стоит вспомнить, что за несколько месяцев до Путеольских соглашений, подписанных в августе 39 г. до н. э., а именно в ноябре 40 г., во время так называемых Плебейских игр, римляне восторженно приветствовали статую морского божества Нептуна. А «сыном Нептуна», что было всем известно, как раз называл себя Секст Помпей
[623]. Триумвиры, однако, не были в восторге от внезапной любви италийцев, не почитая себя, очевидно, их спасителями. От торжественной встречи в Риме они вообще уклонились и въехали в столицу ночью.
Глава IV
Путь к дуумвирату: Секст Помпей сокрушён, Лепид отставлен
Пребывание Октавиана и Антония на берегах Тибра не затянулось. Наследник Цезаря отправился в Галлию, где происходили волнения. Марк вплотную занялся восточными делами, которые стали совсем безотлагательными. Прежде всего он утвердил царей в государствах, соседних с римскими владениями на Востоке, дабы упрочить в них римское влияние в канун большой войны с Парфией. Сенат послушно утвердил все распоряжения Антония и по распределению на местах легатов, и по признанию тех или иных царей. Последние, кстати, признавались законными только при условии уплаты ими дани. В Понте, являвшим собой скромный обрубок еще недавно могучей державы Митридата VI Евпатора, трижды воевавшего с Римом, царём был утверждён Дарий, сын Фарнака. Того самого Фарнака – сына Митридата VI, победу над которым Гай Юлий Цезарь обессмертил знаменитым донесением в Рим из трёх слов: «Пришёл, увидел, победил!» Внук и сын врагов Рима теперь обязался быть скромным и верным сателлитом Республики. В малоазийской области Писидия царём был утверждён Аминта, а в части Киликии, не входившей в состав одноимённой римской провинции – Полемон. Царём Иудеи был объявлен Ирод (будущий Ирод Великий). Это назначение было произведено в Риме, где и находился соискатель царской власти, пребывавший в незавидной роли беглеца. Его отец Антипатр в своё время приветствовал переход Иудеи под власть Рима и удостоился должности прокуратора нового владения. Ирод изначально был проримской ориентации и с 47 г. до н. э., во время диктатуры Гая Юлия Цезаря, удостоился римского гражданства. Когда же случилось парфянское вторжение, ему пришлось оставить Иудею. Не найдя должной поддержки у арабского царя Набатеи Малха и египетской царицы Клеопатры, он сумел достичь берегов Италии и в Риме предстал перед Антонием
[624]. Триумвиру Ирод сообщил чрезвычайно важные сведения «как был загублен взятый парфянами в плен брат его, Фазаель, как Гиркан до сих пор находится у них в плену, как парфяне провозгласили царем Антигона, обещавшего им [за это] тысячу талантов деньгами и пятьсот женщин из наиболее знатных семейств, как он сам, Ирод, однако, увёз этих женщин ночью и как ему удалось избежать врагов, претерпев множество лишений; как затем его домашние подвергаются крайней опасности вследствие осады и как он сам, несмотря на зимнее время и, забыв о всяких личных неудобствах, приплыл сюда в уповании исключительно на его, Антония, помощь»
[625].
