А пока что римляне удерживали из всех своих малоазийских владений только Ионию – побережье Эгейского моря. Наместник провинции Азия Луций Мунаций Планк, не лучшим образом проявивший себя в Перузинской войне, ничем не отличился и на востоке. Отчаявшись защитить вверенные ему римские владения на континенте, Планк, подобно Гибрию, бежал на острова. Лабиен же настолько уверился в прочности своего положения на захваченных римских землях, что даже стал собирать на них налоги. Любопытно, куда эти деньги поступали в дальнейшем? Вообще-то их должно было отправлять в казну парфянского царя, коему ныне сей недостойный римлянин служил.
Скверно для римлян всё оборачивалось и в Иудее. Царевич Пакор отправил туда конное войско под командованием своего тёзки, имевшего придворный чин виночерпия. При появлении парфян иудейское население стало массово переходить на их сторону, становясь под знамёна передавшегося Парфии Антигона. Таким образом, овладев Иерусалимом, парфяне стали вскоре хозяевами Иудеи. Правда, через некоторое время населению этого города пришлось убедиться, что новое владычество для него оборачивается похуже римского. Если некогда Хасмонеи освободили Иудею от господства эллинистической державы Селевкидов, то Хасмоней Антигон оказался просто жалким прислужником царя Парфии. Соответственно вели себя и сами парфяне. Вот свидетельство Иосифа Флавия об их пребывании в иудейской столице и её окрестностях: «Тем временем с наступлением дня парфяне стали грабить всё в Иерусалиме и между прочим царский дворец, оставив, впрочем, нетронутым имущество Гиркана, доходившее стоимостью до трёхсот талантов. Однако многое из имущества Ирода ускользнуло от них, главным образом потому, что этот умный и предусмотрительный человек заранее предупредил их, отослав главные свои ценности в Идумею. Однако парфяне не удовлетворились тем, что нашли в городе; поэтому они предавали грабежу и разорению также все его окрестности и разрушили при этом весьма могущественный город Мариссу»
[635].
Антигон же пытался укрепить свою, дарованную ему парфянами царскую власть. Пленённых Гиркана и Фазаэля парфянский царевич велел передать своему ставленнику, а тот немедленно постарался их обезвредить. Фазаэля предназначили для казни, но он, «считая такую смерть от руки врага слишком тяжёлой и позорной, не имея возможности лично наложить на себя руки вследствие оков, решил разбить себе голову о стену»
[636]. А вот Гиркану Антигон велел отрубить уши, «рассчитывая таким образом лишить его возможности быть первосвященником вследствие телесного порока, так как закон требовал, чтобы сан первосвященника занимало лицо нормально сложенное»
[637]. Безухий Гиркан был увезен в Парфию. Есть ещё и версия, что уши ему лично отгрыз Антигон…
[638]
В то же время сопротивление парфянам и их ставленнику в Иудее возглавил другой брат Ирода – Иосиф. С верными ему войсками он укрылся в могучей крепости Масаде, где было вдоволь жизненных припасов, а недостаток воды неожиданно восполнил сильнейший дождь, доверху наполнивший все имевшиеся там водоёмы.
В целом же Иудею парфяне уверенно контролировали. Не избежала этого и южная её соседка Набатея, чей царь Малх безропотно подчинился владыке грозной Парфии. Напомним, что всё происходило при полном бездействии римлян, даже не попытавшихся как-то отстоять эти земли, где правили местные цари от имени Рима. Теперь Антонию предстояло возвращать утраченное, а таковое простиралось в Азии на огромные расстояния – от Эгейского моря до Красного. Это была уже задача, которую безотлагательно взялся решать Публий Вентидий Басс вскоре после того, как весной 39 г. до н. э. Антоний направил его на Восток.
Лабиен недолго пребывал в самозвано присвоенном себе нелепом статусе «парфянского императора». Доблестный Публий действовал стремительно, следуя лучшим традициям римского полководческого искусства. Его легионы достигли гор Тавра совершенно неожиданно для противника. Похоже, первоначально достигнутые лёгкие и при этом значительные успехи вскружили головы врагам Рима. Парфяне, полагая, должно быть, свою задачу выполненной, ушли вновь за Евфрат. Лабиен же свои войска из перешедших на его сторону былых легионеров Брута и Кассия рассредоточил на всей занятой обширной территории – от Ионии до Сирии. Под непосредственным началом возгордившегося изменника находился лишь небольшой отряд, да и тот не самый боеспособный. Потому Лабиен, не решаясь вступать в бой, бежал в Сирию, не пытаясь удержать ранее захваченные малоазийские земли. Вскоре он всё же решился дать бой Вентидию. Дело в том, что парфяне, узнав о возвращении римской армии в Азию, послали Лабиену подкрепление – многочисленную конницу. Именно этот род войск представлял для римлян наибольшую опасность, что более чем убедительно продемонстрировали все предыдущие столкновения. Получил подкрепление и Вентидий. Его войско усилилось тяжеловооружённой пехотой. Теперь надо было её умело использовать, не повторяя роковых ошибок Марка Лициния Красса, в 53 г. до н. э. давшему бой парфянской коннице на голой равнине, где та получила полное преимущество. Важно и следующее: в римском войске было единоначалие, а вот Лабиен власти над пришедшей к нему кавалерией не получил. Не лишённые кичливости парфяне римскому перебежчику подчиняться не желали и действовали самостоятельно, по своему усмотрению. Должно быть, не больно-то они уважали Лабиена. Предателей, конечно же, используют, что не меняет брезгливого к ним отношения.
Парфянская атака на лагерь Вентидия началась безо всякого согласования с Лабиеном. Римский военачальник к наступлению противника оказался полностью готов. Отменно укреплённый лагерь его войска располагался на возвышенности, и потому лихая атака самонадеянной парфянской конницы не имела успеха.
[639] Провал наступления вынудил парфян отступить. Вентидий, предвидевший такой поворот дел, не дал противнику опомниться и внезапно атаковал всеми силами
[640]. Удар римлян оказался настолько сильным, что парфяне обратились в бегство. О Лабиене их командование немедленно забыло, и перебежчик оказался брошен на произвол судьбы
[641]. Ему, понятное дело, не оставалось ничего, кроме как так же бежать, сломя голову. Но тут-то его самого настигла измена. Римляне, ранее неосмотрительно за ним последовавшие, немедленно «осознали» свою роковую ошибку и попытались искупить свою вину перед отечеством. Вентидию недавние сторонники Лабиена донесли, куда именно беглец решил направиться с поля боя. В результате на его предполагаемом пути была устроена засада. Она оказалась успешной. Сам Лабиен, правда, ухитрился из засады вырваться, но далеко не ушёл. Вскоре он был настигнут, пленён и доставлен в римский лагерь. Здесь его ждала кара, во все времена и у всех народов предназначенная для предателей: Лабиена казнили. Любопытно, что привёл приговор в исполнение вольноотпущенник Октавиана по имени Деметрий.
[642]
