38 г. до н. э., принесший Публию Вентидию Бассу наивысшую славу, стал, судя по всему, последним или одним из последних годов его жизни. Более упоминаний о нём в известных нам источниках нет. Поскольку был он к этому времени человеком немолодым, справедливо предположить, что кончина Басса носила естественный характер. Плутарх написал своего рода эпитафию Вентидию: «Вплоть до нашего времени Вентидий остаётся единственным, кому довелось справить триумф над парфянами. Он был человек незнатного происхождения, но дружба с Антонием открыла ему путь к великим подвигам, и, со славою пройдя этот путь до конца, он подтвердил уже и без того распространённое мнение, что Антоний и Цезарь более удачливы в войнах, которые ведут не сами, но руками и разумом своих подчинённых. И верно, полководец Антония Соссий блестяще действовал в Сирии, а Канидий, которого он оставил в Армении, одержал верх и над армянами, и над царями иберов и альбанов и продвинулся до Кавказа, так что имя Антония и молва об его могуществе прогремели среди варваров с новою силою»
[661].
Мнение, приведённое славным автором «Сравнительных жизнеописаний» о воинских «достижениях триумвиров», конечно, ядовитое, но в отношении Марка Антония во многом несправедливое. Решающие битвы на Филиппийских полях он выиграл сам. А противостояли ему там грозные силы во главе с далеко не бездарными полководцами. Но, что касается дел восточных, то здесь действительно славу триумвиру добывали его доблестные легаты. Соссий, которого он поставил наместником Сирии, в 37 г. до н. э. продолжил победный курс Вентидия. Поскольку сенат римского народа назначил Ирода царём Иудеи, то легионы двинулись на Иерусалим, где пока ещё царствовал последний Хасмоней Антигон. Силы были огромные: одиннадцать легионов пехоты и шесть тысяч конницы. Никак не менее шестидесяти тысяч человек, не считая союзников из Сирии
[662]. Гигантский, мощно укреплённый город оказал яростное сопротивление, но всё же пал. Антигон сдался на милость Соссия, но тот его не пощадил. В Иерусалиме начал править Ирод, ставший с этого времени подлинным царём Иудеи. Пусть и под римским покровительством. Римляне, обеспечившие ему трон, были вознаграждены чрезвычайно щедро, а сам Соссий – подлинно по-царски. Итак, хотя Антоний вернулся в Грецию, дела на Востоке шли блистательно и к славе триумвира.
А вот слава воинская другого триумвира – Октавиана, как мы помним, действительно основывалась исключительно на заслугах его верных друзей и соратников. Как же шли его дела на Западе в это время?
Пока велись военные действия на Востоке, Октавиан сумел обрести любимую жену, как выяснилось, на всю оставшуюся жизнь. Предыдущий брак со Скрибонией был заключён исключительно из политических соображений, дабы наладить отношения с Секстом Помпеем. Правда, в отличие от фиктивного брака с Клодией, этот с самого начала стал настоящим супружеством: Скрибония забеременела. Полюбить, однако, мать своего будущего первенца Октавиан так и не смог. А вскоре он встретил ту, которая стала его подлинной любовью более чем на полвека – до последних мгновений его жизни. Ну, кто бы мог подумать, что великодушное прощение Тиберия Клавдия Нерона и разрешение ему с семьёй вернуться из Греции в Рим станет решающим поворотом в личной жизни наследника Цезаря?!
Первая же встреча с Ливией Друзиллой произвела на Октавиана неизгладимое впечатление. Да, она отличалась замечательной красотой, восприятию которой вовсе не мешала её беременность. Но главным, думается, явилось то, что он был очарован и потрясён её необыкновенным умом
[663]. По происхождению Ливия принадлежала к высшей римской знати. Подобно супругу Нерону, она также была из рода Клавдиев, принадлежала к патрицианской его ветви. Отец Ливии Марк Ливий Друз Клавдиан принял это имя, поскольку был усыновлён знаменитым плебейским трибуном Марком Ливием Друзом, предложившим ряд глубоких преобразований в Римской республике. Они вызвали сильнейшие волнения, приведшие к гибели самого реформатора и жестокой гражданской войне. Строго говоря, если отвлечься от решения Юлия Цезаря усыновить своего внучатого племянника, то для потомка скромных Октавиев брак с Ливией Друзиллой, принадлежавшей одновременно к высшей и патрицианской, и плебейской знати, был великой честью. Но Октавиан не о родовитости своей избранницы думал. Он впервые в жизни влюбился. Влюбился подлинно всем сердцем, и сомневаться в искренности его чувств не приходится
[664].
Столь внезапно вспыхнувшая страсть и готовность немедленно жениться на возлюбленной, несмотря на её семейное положение – наличие мужа и двухлетнего сына, а также беременность, до сих пор смущают иных исследователей и вызывают предположение, что истинное знакомство молодого Цезаря и Ливии случилось ранее, и беременна она была от него. Слухи об этом ходили в Риме с самого начала любви Октавиана и Ливии. И даже в двадцатом веке высказывались мнения, что под слухами этими, возможно, были основания, ибо Август впоследствии явно отдавал предпочтение второму сыну Ливии Друзу перед её первенцем Тиберием
[665]. Версия эта напрочь разбивается о неоспоримый факт: Ливия забеременела в Греции, находясь в Спарте со своим мужем, а Октавиан совершенно точно не покидал тогда Рим.
В начале октября 39 г. до н. э. Октавиан и Ливия обручились. Этому событию, естественно, предшествовал развод невесты, к которому был принуждён Нерон. Противиться тот не стал за полной безнадёжностью такого сопротивления
[666]. Октавин, беспокоясь о соблюдении законности при такой необычной помолвке, сделал даже специальный запрос в коллегию понтификов. Ответ был получен благоприятный: заключение брака в подобных обстоятельствах возможно
[667]. Помолвке не помешало даже то, что сам жених в это время продолжал быть мужем Скрибонии, носившей в себе его будущее дитя. Развод состоялся 14 января 38 г. до Р.Х, как только Октавиан узнал, что у него родилась дочь, получившая имя Юлии, поскольку являлась законным ребёнком Гая Юлия Цезаря Октавиана. А всего лишь через три дня состоялся официальный брак Октавиана и Ливии.
Убедительным свидетельством пренебрежения наследником Цезаря политическими последствиями своего нового брака и развода с прежней супругой является то, что его совершенно не обеспокоило предупреждение Секста Помпея: разрыв триумвира с его родственницей он воспринимает как недружественный поступок
[668].
