Последствия бури были ужасны: одни корабли погибли, другие настолько пострадали, что были теперь небоеспособны. Времени и средств на быстрое восстановление сил у триумвира не было. А война-то продолжалась… Помпей торжествовал победу. Он, как известно, полагал своим покровителем Нептуна. Славная буря, в помощь ему растерзавшая флот Октавиана, подтверждала это. А вот Аполлон, коего более всех божеств почитал наследник Цезаря, ничем ему не помог. Посланные этим богом утренние лучи только осветили печальную картину погибшего флота… Так могли рассуждать люди той далёкой эпохи.
Корабли Секста, им лично возглавляемые, продолжили грабежи побережья Италии. С ещё большей силой возобновилась морская блокада Апеннин, что сулило римскому народу возвращение голодных лет. При этом никаких воинственных антипомпеянских настроений ни в Риме, ни во всей Италии не наблюдалось. Наоборот, в народе осуждали незадачливого флотоводца, бездарно возобновившего войну с сицилийцами. Всю вину за неё римляне возлагали не на Помпея, а на триумвира, чьё управление Италией не заслуживало добрых слов. Не зря ходил по Риму стишок, зло напоминавший всем о пристрастии Октавиана к азартной игре в кости, в каковой он оказался много успешней, нежели в морских сражениях:
«Разбитый в море дважды, потеряв суда,
Он мечет кости, чтоб хоть в этом выиграть»
[692].
К слову сказать, в этой игре молодой Цезарь был действительно силён. К примеру, когда они метали кости с Антонием, то выигрыш практически всегда оказывался на стороне Октавиана, что немало огорчало старшего коллегу-триумвира
[693].
Насмешки насмешками, их можно и стерпеть – для высших лиц Рима это было делом обыкновенным. Но вот нежелание римлян платить подати, препятствие получению правителем доходов с введённых им новых сборов – вот это уже было серьёзней некуда
[694]. Да и в римских верхах популярность Октавиана была весьма невелика, что также грозило политическими осложнениями. Римские нобили большей частью симпатизировали Марку Антонию, иные сохранили немалую привязанность к Сексту Помпею, несмотря даже на его пиратство и покровительство массовому бегству рабов из Италии. Менее всего римская аристократия испытывала добрые чувства к наследнику Цезаря
[695]. Скрупулёзный британский исследователь сэр Рональд Сайм выявил только три фамилии аристократов, ставших безоговорочно на сторону Октавиана
[696]. Причину столь прохладного отношения нобилитета к законному наследнику божественного Юлия, думается, следует прежде всего искать в его действиях и во время проскрипций, и после битвы на Филиппийских полях, и по окончании Перузинской войны. Исключительная жестокость молодого триумвира во всех перечисленных событиях, обращённая прежде всего против аристократии, никак не могла импонировать тем, кто полагал себя лучшими представителями римского народа. Исправить положение Октавиан мог лишь одержав решительную победу в Сицилийской войне, что привело бы к немедленному улучшению жизни населения Рима и всей Италии. Но вот как добыть эту самую столь жизненно необходимую победу?
«Будучи всегда особенно силён придумывать что-либо целесообразное»
[697] – здесь с Аппианом нельзя не согласиться, наследник Цезаря вспомнил об Антонии. Поскольку доблестный Марк никаких тёплых чувств к сыну Помпея Магна не испытывал, не желал уступать ему Пелопоннес, да и постоянные напоминания Секста о захвате Антонием собственности его погибшего отца могли только увеличивать неприязнь к сицилийскому владыке, то Октавиан решил напрямую обратиться к коллеге по триумвирату. Он вновь предложил ему встречу для укрепления пока ещё действенного союза. Вот потому ближайший друг молодого Цезаря Меценат, сыгравший совсем недавно немаловажную роль в примирении триумвиров в Брундизии и в заключении Путеольских соглашений, немедленно отправился в стан Антония. Цель поездки была обозначена предельно чётко: забыть о взаимных упрёках и обидах во имя союза для борьбы с Секстом Помпеем – общим их неприятелем.
Октавиана не могло не тревожить и то обстоятельство, что Помпей сразу после морских побед при Кумах и в Мессанском проливе отправил сильную эскадру под предводительством Аполлофана к берегам Африки, где находились легионы Марка Эмилия Лепида. Этот полузабытый триумвир смирно сидел в своей заморской провинции, но ведь войск у него было немало… К коллегам у него накопилось много вопросов, да и претензий хватало… Потому, где была гарантия, что он не пойдёт на сговор с сицилийцем, дабы проучить своих не шибко-то верных союзническому долгу соратников? Возможно, посылка кораблей Аполлофана к африканским берегам и была предпринята Секстом Помпеем в надежде расколоть враждебный ему триумвират
[698].
По счастью, Антоний согласился на встречу, хотя, по утверждению Плутарха, и проникся к Октавиану новой враждою из-за каких-то очередных наветов
[699]. Лепид появления у своих владений эскадры победоносного флота Помпея не оценил и союза с ним против Октавиана не заключил. Но самые благоприятные для молодого Цезаря вести пришли из-за Альп: Марк Випсаний Агриппа одержал блестящую победу над мятежными галлами в Аквитании
[700]. Более того, он не только успокоил и остальную Галлию, не только отразил набеги зарейнских германцев, но, действуя по примеру самого божественного Юлия, дважды сам переходил Рейн, вторгаясь в пределы Германии.
Октавиан теперь стал чувствовать себя увереннее. Ранее он даже предполагал в случае отказа Антония встретиться с ним на транспортных судах переправиться в Сицилию и навязать Сексту войну на суше. При полном превосходстве помпеянцев на море это была бы чистейшая авантюра. Ведь, будучи отрезанными вражеским флотом от Италии, не получая подкреплений, при наличии у Секста немалых сил и на суше и очевидной поддержке его населением многолюдного острова, переправившиеся легионы, скорее всего, бесславно бы погибли. Такие «планы» – явное свидетельство отчаянного состояния души наследника Цезаря. Но ныне, получив благоприятные известия от Антония и радостное сообщение о победах Агриппы, Октавиан мог успокоиться, вновь обрести почву под ногами и начать очередные приготовления к войне. Возобновилось строительство новых кораблей. Теперь встречи с коллегой-триумвиром наследник Цезаря ожидал уже далеко не в удручённом состоянии.
